я услышал много разрушительных историй из личной жизни, но и потому, что я никогда не забуду свою мать в последние дни ее жизни, которая беспокоилась не только о шансах на выживание, но и о том, сможет ли ее страховка сохранить ее платежеспособность во время лечения.

Как оказалось, мне следовало прислушаться к мнению Плюффе. В моей голове было слишком много фактов и слишком мало ответов. Перед большой аудиторией работников здравоохранения я спотыкался, мямлил, хмыкал и ябедничал на сцене. В ответ на острые вопросы мне пришлось признаться, что у меня пока нет четкого плана по обеспечению доступного здравоохранения. В зале можно было услышать сверчков. Associated Press опубликовало статью с критикой моего выступления на форуме, которую тут же подхватили издания по всей стране, под болезненным заголовком IS OBAMA ALL STYLE AND LITTLLE SUBSTANCE?

Мое выступление резко контрастировало с выступлениями Джона Эдвардса и Хиллари Клинтон, двух ведущих претендентов. Эдвардс, красивый и отшлифованный бывший кандидат в вице-президенты, в 2004 году ушел из Сената, чтобы стать помощником Джона Керри, затем сделал вид, что открыл центр по борьбе с бедностью, но на самом деле никогда не прекращал вести постоянную президентскую кампанию. Хотя я не знал его хорошо, Эдвардс никогда не производил на меня особого впечатления: Несмотря на то, что у него были корни из рабочего класса, его новоиспеченный популизм казался мне синтетическим и проверенным опросами, политическим эквивалентом одной из тех бойз-бэндов, придуманных маркетинговым отделом студии. Но в Лас-Вегасе я был удручен, наблюдая, как он излагает четкое предложение о всеобщем охвате населения, демонстрируя все те качества, которые сделали его успешным судебным адвокатом в Северной Каролине.

Хиллари была еще лучше. Как и многие другие, я провел 1990-е годы, наблюдая за Клинтонами издалека. Я восхищался выдающимся талантом и интеллектуальной мощью Билла. Если меня не всегда устраивали конкретные детали его так называемых триангуляций — подписание закона о реформе социального обеспечения с недостаточной защитой тех, кто не мог найти работу, риторика о жесткой борьбе с преступностью, которая привела бы к резкому росту числа заключенных в федеральных тюрьмах, — я ценил мастерство, с которым он направлял прогрессивную политику и Демократическую партию обратно к избираемости.

Что касается бывшей первой леди, то она произвела на меня не меньшее впечатление, но вызвала больше симпатии. Возможно, это потому, что в истории Хиллари я увидела следы того, через что прошли моя мать и бабушка: все они были умными, амбициозными женщинами, которые страдали от ограничений своего времени, вынужденные ориентироваться на мужское эго и социальные ожидания. Если Хиллари стала осторожной, возможно, слишком зажатой — кто может ее винить, учитывая нападки, которым она подвергалась? В Сенате мое благоприятное мнение о ней в основном подтвердилось. Во всех наших беседах она производила впечатление трудолюбивой, приятной в общении и всегда безупречно подготовленной. У нее также был хороший, искренний смех, который, как правило, поднимал настроение всем окружающим.

То, что я решил баллотироваться, несмотря на присутствие Хиллари в гонке, было связано не столько с оценкой ее личных недостатков, сколько с моим чувством, что она просто не может избежать злобы, обид и закостенелых предположений, возникших в годы Белого дома Клинтонов. Справедливо это или нет, но я не понимал, как она сможет преодолеть политические разногласия в Америке, изменить методы ведения бизнеса в Вашингтоне или дать стране новый старт, в котором она так нуждалась. Однако, наблюдая, как она страстно и со знанием дела говорит о здравоохранении на сцене на форуме SEIU, и слыша восторженные возгласы толпы после ее выступления, я подумал, не ошибся ли я в своих расчетах.

Этот форум вряд ли станет последним, когда Хиллари — или, если на то пошло, половина первичного поля — превзошла меня, так как вскоре стало казаться, что мы собираемся на дебаты раз в две или три недели. Я и сам никогда не был особенно хорош в таких форматах: Мои долгие отступления и предпочтение сложных ответов работали против меня, особенно на сцене с семью опытными профессионалами и одной минутой на ответ. Во время наших первых дебатов в апреле модератор объявлял время по крайней мере дважды, прежде чем я закончил говорить. Когда меня спросили, как бы я справился с многочисленными террористическими атаками, я сказал о необходимости координации федеральной помощи, но забыл упомянуть об очевидной необходимости преследовать преступников. В течение следующих нескольких минут Хиллари и остальные по очереди указывали на мою оплошность. Их тон был мрачным, но блеск в их глазах говорил: "Получи, новичок".

После игры Экс был мягок в своей послематчевой критике.

"Ваша проблема, — сказал он, — в том, что вы все время пытаетесь ответить на вопрос".

"Разве не в этом суть?" сказал я.

"Нет, Барак, — сказал Экс, — дело не в этом. Суть в том, чтобы донести свою идею. Каковы ваши ценности? Каковы ваши приоритеты? Это то, что волнует людей. Послушайте, в половине случаев модератор просто использует вопрос, чтобы попытаться поставить вас в тупик. Ваша задача — не попасть в расставленную им ловушку. Возьмите любой вопрос, который они вам зададут, дайте им быструю реплику, чтобы казалось, что вы на него ответили… а затем говорите о том, о чем хотите говорить".

"Это чушь собачья", — сказал я.

"Именно", — сказал он.

Я был разочарован в Эксе и еще больше разочарован в себе. Но после просмотра повтора дебатов я понял, что его проницательность трудно отрицать. Самые эффективные ответы на дебатах, казалось, были направлены не на освещение, а на то, чтобы вызвать эмоции, или определить врага, или дать понять избирателям, что вы, как никто другой на этой сцене, были и всегда будете на их стороне. Легко было отмахнуться от этого упражнения как от поверхностного. Но, опять же, президент — это не юрист, не бухгалтер и не летчик, нанятый для выполнения узкоспециализированной задачи. Мобилизация общественного мнения, формирование рабочих коалиций — вот в чем заключалась работа. Нравится мне это или нет, но людьми движут эмоции, а не факты. Вызывать лучшие, а не худшие эмоции, подкреплять эти лучшие ангелы нашей природы разумом и здравой политикой, выступать и при этом говорить правду — вот планку, которую мне нужно было преодолеть.

В то время как я старался обуздать свои промахи, Плауфф вел бесперебойную работу из нашей штаб-квартиры в Чикаго. Я видел его нечасто, но уже начинал понимать, что у нас с ним много общего. Мы оба были аналитиками и уравновешенными людьми, в целом