— Орудие преступления, — произнес Берто у него за спиной. — Трубу забили тряпками, и дым повалил в комнату. Понадобилось часа три, прежде чем в воздухе скопилось достаточно ядовитых веществ, чтобы это смогло привести к смерти жертвы. Как видишь, ее специально посадили напротив печи, чтобы она могла видеть орудие своего убийства — как осужденный видит перед казнью палача… Но на сей раз казнь слишком затянулась.

Жану захотелось заткнуть уши. Ему не нравились подобные рассуждения, в которых сквозило некое извращенное удовольствие. Он и не подозревал, что его бывшему сокурснику это свойственно. Во время учебы он за ним ничего такого не замечал. Неужели его так испортила работа — постоянный контакт со смертью?..

Приблизившись к креслу, Жан увидел полосы материи на подлокотниках и сиденье. Они были широкими — видимо, для того, чтобы не врезались в тело и не оставляли на нем следов, если жертва попытается освободиться. Жан вздрогнул. Убийца явно продумал все до мелочей. В его методичной, аккуратной манере ощущалось некое упорядоченное безумие и притязание на власть — эта склонность к доминированию парадоксальным образом выдавала его собственную слабость.

Жан сделал еще несколько шагов вглубь комнаты. «Картина», располагавшаяся в центре, притягивала его внимание почти против воли, словно магнит — железные опилки. Скрипнула паркетная половица; затем Жан ощутил под ногами ковер — прежде он его даже не заметил. Кое-где ковер был освещен косыми лучами солнца, проникавшими сквозь жалюзи.

На полу в сидячем положении располагались два мужских манекена, увенчанные беретами. На одном манекене были серые панталоны, черный сюртук, белая рубашка и оранжевый галстук. В левой руке он сжимал трость. Его левая нога была вытянута, корпус слегка откинут назад, левая рука опиралась на пол, а правая была вытянута, словно на что-то указывала. Чуть дальше располагался второй манекен — в белых панталонах, белой рубашке, черном сюртуке и тоже с оранжевым галстуком. Он опирался на пол правой рукой, а левая рука покоилась на правом колене. Если не считать накладных бородок, плоские, обтянутые тканью «лица» обоих манекенов были абсолютно пусты.

На переднем плане лежало голубое платье, а поверх него была положена соломенная шляпка с темно-синей лентой. Была здесь и опрокинутая корзина с фруктами, откуда высыпались несколько груш и горсть вишен. Большое полотно на заднем плане изображало сельский пейзаж, похожий на те, что служат фоном для художественных снимков в фотостудиях: несколько деревьев с густыми кронами, река, лодка и выходящая из воды темноволосая купальщица в одной рубашке. Все это было нарисовано довольно грубо и непрофессионально.

Так или иначе, во всех деталях был воспроизведен знаменитый «Завтрак на траве» Мане, отвергнутый Художественным салоном в 1863 году вместе с картинами Писарро, Казена и Уистлера. Наполеон взял под защиту этих тогдашних «авангардистов» и позволил им выставить картины в смежных залах. Так возник знаменитый «Салон отвергнутых», главной достопримечательностью которого и стал «Завтрак на траве». Сюжет картины восходил к классике, к «Сельскому концерту» Тициана, но техника живописи была принципиально новой: впервые возникла та столь раздражающая многих манера чередовать светлые и темные пятна, создающая резкие, сразу бросающиеся в глаза контрасты. Несколько лет спустя Клод Моне, воздавая честь мэтру, ставшему родоначальником нового стиля в среде художников, ответил на его поистине новаторский шедевр созданием собственного «Завтрака на траве», хотя и не столь шокирующего.

Ощутив, как сильно пересохло в горле, Жан отошел. Он не увидел главного элемента «картины», но отсутствие трупа производило даже более жуткое впечатление, придавая двум манекенам, застывшим в неестественных позах, и всей композиции в целом необыкновенно мрачный вид.

Чтобы избавиться от этого угнетающего видения, Жан опустил голову. Взгляд его упал на три небольшие круглые вмятины в ковре, образующие как бы вершины равностороннего треугольника. Как будто здесь недавно стоял небольшой трехногий столик или что-то в этом роде… Жан машинально обернулся и осмотрел комнату, но ничего похожего не обнаружил.

— Здесь была какая-то другая мебель? — спросил он у Берто.

— Насколько я знаю, нет. Кроме тела, отсюда ничего не уносили. А что?

Не отвечая, Жан снова поднес к глазам снимок. Судя по тому, как выглядел общий план, штатив полицейского фотографа стоял дальше, чем можно было предположить по вмятинам на ковре. Жан сделал несколько шагов назад и увидел аналогичные следы — но на сей раз вершины воображаемого треугольника были расположены на большем расстоянии друг от друга.

— Ты, случайно, не знаешь, полицейский фотограф сделал только один снимок или несколько, под разными углами?

— Понятия не имею, — ответил Берто, который открыл окно и сейчас смотрел наружу сквозь ставни.

Затем он закрыл окно и приблизился к печке. Жан вновь склонился над тремя вмятинами, которые обнаружил первыми — теми, что были ближе к манекенам.

— Сегодня здесь все мертво, если можно так выразиться, — сказал Берто, на которого, должно быть, угнетающе действовала тишина. — Но ты бы видел, что здесь творилось вчера утром! Приехал начальник полиции района Отей, некто Пуанзо, прокурор республики Бернар, следователь Антонен, Граньон, префект полиции, Тайлор и Горон, соответственно начальник сыскной полиции и его заместитель. Лувье — комиссар, которому поручено вести расследование… Это не считая фотографа и нескольких рядовых полицейских. Я как будто попал на торжественный банкет в резиденции сыскной полиции! Да и никто, я уверен, никогда не видел подобного сборища! Но, поскольку выяснилось, что девушка не была похищена и не подверглась насилию, все эти господа довольно быстро заскучали. Каков же тогда мотив преступления? А не зная мотива, как вычислить убийцу?

Жан не отвечал. Солнце заслонили облака, и свет в комнате стал совсем тусклым, а картина — еще более мрачной. Взгляд Жана то и дело останавливался на вытянутой руке одного из манекенов, указывавшей, как видно было на снимке — да и можно было догадаться по изначальной композиции картины Мане, — на мертвое тело Анриетты Менар. Несмотря на то что трупа здесь уже не было, Жан, словно под воздействием какой-то оптической иллюзии, видел белый, чуть светящийся призрак на том месте, где мертвая девушка находилась еще совсем недавно.

— Ну с меня, пожалуй, хватит, — произнес он вполголоса, не оборачиваясь, словно бы для самого себя, а не Берто, который ушел в другой конец комнаты.

Ветер прогнал набежавшее облака, и в комнату вернулось прежнее освещение. Но даже когда он и Берто вышли во двор на яркое солнце, Жан все еще не мог прийти в себя после увиденного. Они пешком дошли до Сены и сели на прогулочный пароходик, который довез их до центра Парижа. Эта поездка оказалась гораздо более приятной и бодрящей, чем предыдущая — в фиакре.

С трудом перешагнув через клетки с курами, которые везла с собой какая-то мегера, они сошли на пристань недалеко от здания парижского муниципалитета. Жан, не произнесший ни слова с самого начала поездки, по-прежнему молчал. Берто взглянул на него с легкой насмешкой.