– Да… У него есть план, который, возможно, и не вызовет у вас особого восторга… Склеенную вазу не назовешь целой, но все же это ваза, не так ли? Ну, хватит! Я так хочу спать, что меня уже ноги не держат… Мне говорили, что есть утренний поезд на Париж?

– В шесть одиннадцать,сказал Кавр.

– Я как раз думаю поехать этим поездом.

– Значит, будем попутчиками… А пока что я часика на два-три прилягу…

Проходя мимо Гру-Котеля, Мегрэ, не удержавшись, остановился и бросил ему в лицо:

– Подлец!

Утро было такое же туманное, как и накануне. Мегрэ категорически отказался, чтобы его провожали, и Этьен Но не настаивал.

– Не знаю, господин комиссар, как мне благодарить вас… Я был по отношению к вам так несправедлив…

– О, вы чудесно меня приняли, великолепно угостили…

– Передайте, пожалуйста, моему шурину…

– Ну конечно. Да, если вы не против, я позволю себе дать вам один совет… Относительно вашей дочери… Не терзайте ее… Грустная отцовская улыбка убедила Мегрэ в том, что Этьен Но все понял, понял даже больше, чем можно было предположить.

– Вы, комиссар, хороший человек, очень хороший… Моя признательность…

– Ваша признательность, как говорил один из моих друзей, умрет вместе с вами… Это вы хотели сказать? Прощайте!.. Черкните мне когда-нибудь открыточку…

Мегрэ вышел из дома, который, казалось, был погружен в успокоительный сон. В городке лишь из двух-трех труб подымался дымок и смешивался с туманом. Молочный завод работал на полную мощность. Вдоль канала на лодке, заставленной бидонами с молоком, плыл старик Дезире. Мадам Ретайо, конечно, спит, спит и телефонистка, и Иосафат, и… До самой последней минуты Мегрэ боялся, что он встретит Луи. Ведь юноша так надеялся на него… Утром, узнав, что комиссар уехал, он наверняка с горечью скажет: "Он был с ними заодно!" Или же: "Они его купили". Да, они его купили… Но не красивыми словами, и уж во всяком случае не за деньги… И вот, стоя на перроне в ожидании поезда, поставив у ног чемодан, Мегрэ разговаривал вслух со своим невидимым собеседником:

– Понимаешь ли, сынок, я тоже хочу, чтобы все в мире было хорошо, по-честному… Я тоже страдаю и возмущаюсь, когда…

Так! А вот и Кавр. Он пришел на перрон и остановился метрах в пятидесяти от комиссара.

– Взять хотя бы этого типа… – продолжал Мегрэ. – Он же прохвост… способен на любую мерзость… Да, да, это так… И все же мне его немного жаль. Я его знаю… Знаю ему цену и знаю, что он несчастный человек… Ну, предположим, что Этьена Но осудили… А дальше что?.. Да еще и неизвестно, осудили ли бы его… Ведь улик-то никаких… Началось бы следствие, столько грязи на свет вытащили бы… И Женевьеву потянули бы в суд… А Альбана даже не потревожили бы… Наоборот, он был бы счастлив, что избавился от ответственности…

Но Луи не было рядом с ним, и хорошо, что не было. Честно говоря, комиссар сейчас не очень-то гордился собой, и его отъезд на рассвете сильно смахивал на бегство.

– Позже ты поймешь… Да, ты верно сказал, они сильны… Они все заодно… Жюстен Кавр подошел к Мегрэ, но не решился заговорить.

– Вы слышите, Кавр? Я разговариваю сам с собой, как старик.

– Какие новости?

– Что вы имеете в виду? Женевьева вне опасности. Родители ее… Кавр, я вам сочувствую, но я не люблю вас… Ничего не поделаешь… К одним животным чувствуешь симпатию, к другим – нет… И все же я вам кое-что скажу… Есть одно выражение, которое мы часто употребляем, но которое кажется мне самым отвратительным. Каждый раз, когда я его слышу, меня всего передергивает, я даже зубы стискиваю. Вы догадываетесь, что я имею в виду?

– Нет…

– Все уладится …

К перрону подходил поезд.

Сквозь нарастающий шум Мегрэ крикнул:

– Вот увидите – все уладится…

Два года спустя Мегрэ случайно узнал, что месье Альбан Гру-Котель женился на мадемуазель Женевьеве Но. Свадьба состоялась в Аргентине, где отец невесты стал крупным скотовладельцем.

– Жаль, конечно, нашего друга Альбера, не правда ли, Луи? Но ничего не поделаешь, всегда какой-нибудь бедняк расплачивается за других.

1944 г.