Так что, как бы ни били в набат диетологи, сегодня без сэндвичей никуда. Все слои индустрии общепита, от всевозможных фастфудов до ресторанов высокой кухни, в которых цена на сэндвич может достигать заоблачных высот, подвержены этой вкусной заразе. Можно сказать, что современный кулинарный мир стал подобием Коперниковой гелиоцентрической системы мира, в центре которой – обыкновенный кусок хлеба, обогащенный и преображенный до неузнаваемости нашей гастрономической фантазией.

Губит людей не пиво!.. А его отсутствие – сказали бы те наши сограждане, кто мужал в условиях острого пивного дефицита. Чем было пиво для советского человека и как изменилась жизнь при пивном изобилии?

Что ни говори, а ностальгию следует причислить к разряду смертных грехов. Ведомые этим чувством способны зачастую из самых, как им кажется, добрых побуждений исказить все и вся. Из-за того что на пыльной и грязной улице черт знает сколько лет назад они впервые увидели будущую мать своих детей, подругу и опору, они готовы с пеной у рта доказывать, будто грязи и пыли не было вовсе. Ностальгия словно берет нечто особо ценное для ностальгирующего, раздувает до размеров невероятных, заглушая, а то и выключая контекст. Иными словами, в ностальгических деталях, как в пресловутых мелочах, прячется дьявол. И он нашептывает: раньше вода была мокрее, а пиво – более пенным, вкусным, хмельным.

Не известно, как насчет воды, а вот с пивом враг рода человеческого использует свою обычную тактику: немного лжи, чуть игры на воспоминаниях об утерянном, немного правды. Получается сильнодействующий коктейль. Послабее, чем магические сто пятьдесят и кружка разливного пива в носящей кодовое название «Голубой Дунай» палатке, что когда-то стояла на крутом берегу Москвы-реки у самого моста, ведущего к Серебряному Бору. Послабее, но – действует.

К «Голубому Дунаю» не зарастала народная тропа. Надо было пройти мимо гаражей, мимо каких-то складов, чтобы наконец увидеть это крашенное синей краской приземистое здание. Вокруг на вытоптанной траве лежали окурки, сорванные водочные «бескозырки». Алчущий попадал в некое коленце, напоминавшее начало замысловатого лабиринта, и оказывался по ту сторону довольно высокого забора, к которому с внутренней стороны были приделаны неширокие полки. Их хватало лишь на то, чтобы поставить кружку да тарелочку с закуской. Если у алчущего хватало денег на закуску. В кружке же было пиво. Вернее, тот напиток, что в советских палаточных пивных так называли.

Да, все доставалось советскому человеку непросто. Очереди. Дефицит. Добытое с боем приносилось в малогабаритную квартиру, рассматривалось попристальнее и расстраивало низким качеством. И пожалуй, единственным продуктом, дефицит которого сплачивал, а качество которого старались просто не замечать, продуктом, порождающим свою, в основном мускулинную, мифологию, оставалось только оно, вожделенное пиво.

Советское пиво было просто пивом. Конечно, существовали утвержденные ГОСТом сорта. Обычные – «Жигулевское», «Ячменный колос», «Останкинское», «Московское», «Рижское» (его, по слухам, уважал все тот же Сталин, освятивший своим вниманием, кажется, все стороны жизни простых смертных…), «Столичное». Сорта экзотические – «Бархатное», «Портер», «Наша марка». Местные – например, «Запорожское». И еще бывало, что «выбрасывали» импорт. Чешское пиво. А в начале семидесятых вдруг в Москве появилось египетское, «Стелла».

Среди как обычных, так и экзотических советских сортов можно было найти действительно очень приличное пиво. Причем такое, до которого нынешним «пивам» расти и расти. Да и цены для советского человека были вполне приемлемыми, от 37 до 60 копеек. За бутылку. Со стоимостью посуды. Причем (и это очень важно!) стоимость одного грамма алкоголя в пиве была значительно ниже, чем в водке. Это сейчас грамм алкоголя в водке значительно подешевел, а в пиве – поразительно вырос в цене.

Другое дело, что для достижения «эффекта» пива приходилось выпивать значительно больше. Но опять же таки – дефицит. Увидеть прилавок, на котором просто так стоят бутылки пива, было сродни встрече на улице с фланирующим членом Политбюро. Или вдруг вводились странные правила: пиво продавалось лишь в обмен на пустые бутылки. И в конечном счете получалось, что советское пиво подразделяется лишь на два сорта – «пиво есть» и «пива нет». Все остальное – от лукавого.

Вот продававшееся в «розлив» пиво разводили водопроводной водой. В него добавляли соду, и недаром в давно исчезнувшей московской пивной, там, где теперь высится один из шикарных домов «золотой мили» на Остоженке, висела специальная табличка «Место для отстоя пены». Украденная автором этих строк и сохраненная среди других табличек советского времени как символ. Как знак. В пивняках не хватало кружек – пили из пол-литровых банок, из пакетов из-под молока. Закусывали крепкими, как заветы Ильича, сушками, обсыпанными крупной каменной солью. Сморщенными сосисками. Жестким, прилипающим к зубам зеленым горошком. Мелкими, чуть отдающими тухлятиной креветками. Буфетчик или официант из-под полы предлагал воблу. Или, лицам особо отмеченным, леща.

Но все равно приходилось предварительно выстаивать длиннющую очередь. Недаром же водитель рейсового автобуса, объявляя остановку «Пивной бар», тут же говорил: «Следующая остановка – “Конец очереди в пивной бар”». Анекдот анекдотом, но даже в пафосных «Жигулях», куда стояли часами и где публика была посостоятельнее, посетители смирялись с качеством разлитого по кувшинам мутного напитка. По сути, в советском пиве проявлялось первенство принципа «что» в противовес принципу «как», и главным действительно было само наличие пива. Остальное, даже трескучий мороз (в палатке имелся чайник с кипятком…), во внимание не принималось. Кстати, в среднестатистической пивной палатке возле Дорогомиловского рынка пиво появлялось всегда с наступлением зимы и исчезало с таянием снега. Черчилль, говорят, увидев солдата Красной армии, поедавшего зимой мороженое, решил, что такая армия и народ непобедимы. Вот если бы он увидел людей, наслаждавшихся пивом при температуре минус 20 градусов по Цельсию, он бы сто раз подумал, выступать ли с речью в Фултоне. Подумаешь, мороженое!

Но помимо наличия пива самым существенным было то, что и ныне остается главенствующим: нужна была компания, компания своих людей, с которыми и мутная взвесь казалась вкуснее знаменитых чешских сортов, вкуснее «Гиннесса» и даже канадского «Молсона». Питие пива было экзистенциальным процессом. За кружкой решались общемировые вопросы. Люди открывали (потом, бывало, жалели об этом) друг другу душу. Это была отдушина. Маленькое, светлое, с лучиком солнца окно среди серых советских стен.

Теперь этих стен нет. Теперь и пивные анекдоты какие-то сытые. Разве что некоторые пивные стишки неплохи. Например, этот белый стих: «У них есть деньги – они думают, что у них есть свобода. У них есть секс – они думают, что у них есть любовь. У них есть «Тинькофф» – они думают, что у них есть пиво».