Ряд сотрудников группы Крюгера в лагере Заксенхаузен получили награды, и теперь эти люди с гордостью стали их носить. Тем самым Крюгеру в самом деле удалось поднять моральный дух на своем «предприятии». Блоки № 18 и № 19 подчинялись коменданту лагеря лишь в административном порядке, поэтому его визиты туда с проверками были редкими и носили чисто демонстративный характер. Во время одной из таких инспекций комендант с удовольствием увидел на мундирах охранников из СС новенькие награды. Каково же было его удивление, когда он увидел, что точно такие же регалии красовались на робах троих заключенных еврейской национальности! Разгневанный офицер позвонил лично Кальтенбруннеру, который успокоил его и пообещал лично во всем разобраться. Слухи об этой истории обсуждались всеми сотрудниками VI управления РСХА. Вернувшись из Италии, Хольтен вдруг обнаружил, что его коллеги избегают его, как прокаженного. После прямых расспросов выяснилось, что многие воспринимают его как предателя и даже хуже того. Поэтому, получив по телефону приказ явиться к Кальтенбруннеру, он ожидал самого худшего.

К счастью, обладавший, как всякий уроженец Австрии, хорошим чувством юмора, Кальтенбруннер сумел разглядеть и забавную сторону во всем случившемся, поэтому в наигранно рассерженном тоне он заявил Хольтену:

— Я от всей души вас поздравляю. 9 ноября благодаря вашему участию список кавалеров германских боевых наград пополнили первые заключенные-евреи из концлагеря.

Ободренный шутливым тоном шефа, Хольтен смог добиться от него, что заключенные будут носить награды только на территории блоков № 18 и № 19 и у них не отнимут их совсем, как настаивал комендант лагеря и некоторые другие.

В это время в Загребе в Хорватии происходили странные вещи. Полномочный посол Германии доктор Эдмунд фон Глайзе-Хорстенау получил письменное уведомление, что к нему направлен эмиссар с секретной миссией. Он принял это к сведению и с долей некоторого опасения принял человека, который называл себя Петровицем. Посланец пытался представить себя обычным функционером среднего звена, но на самом деле это был один из ближайших соратников маршала Тито генерал Велебит, после войны занявший пост посла Югославии в Лондоне.

Петровиц привез от Тито послание чрезвычайной важности. В случае ожидавшейся высадки союзников на побережье Адриатического моря в Югославии он предлагал немцам помощь югославских повстанцев в отражении десанта. Повстанцы обращались к немецким властям в тот момент, когда немцам становилось все сложнее сдерживать партизанскую борьбу у себя в тылу. О поступившем предложении было немедленно доложено Гитлеру, который в ответ коротко бросил:

— Мы не ведем переговоров с бандитами. Мы их расстреливаем.

Но все же результатом переговоров стало то, что во все немецкие штабы в данном регионе поступили указания усилить бдительность и немедленно докладывать о любых подозрительных перемещениях на Адриатическом побережье с целью заранее предупредить любые попытки союзников высадить в этом районе десант. Это позволило бы заблаговременно разработать меры военного противодействия и не дать застигнуть себя врасплох.

Хольтен, помня о всегдашней готовности Сувича поделиться информацией, поручил ему связаться по радио со Швендом и доложить, не замечал ли он чего-то необычного во время своих рейдов по водам Адриатики. К счастью, на тот момент все было спокойно, поэтому представители военного командования в регионе пришли к выводу, что союзники решили не ввязываться здесь в прямые боевые действия, а, как и прежде, ограничиваться снабжением партизан оружием.

В одну из ночей судно Сувича следовало к побережью Далмации. Капитан вдруг заметил несколько небольших судов, которые двигались курсом на север. Внимательно понаблюдав за ними, Сувич отправил Швенду радиограмму следующего содержания: «Большой флот вторжения сил союзников направляется на север, к побережью Югославии». Швенд получил это донесение рано утром и немедленно переадресовал его в Берлин Хольтену. Оператор-телефонист набрал номер Хольтена, но того не оказалось на месте, он как раз вышел из своего кабинета, хоть и находился на службе. Телефонист немедленно попытался перевести звонок на домашний номер офицера, но и там телефон не отвечал. Тогда он попробовал соединить звонившего с кабинетом Шелленберга, но и того не было в управлении: Шелленберг находился на докладе у Гиммлера. Оператор оказался в сложном положении. Что делать дальше? Он должен был сделать все, чтобы донести эти важные сведения до руководства, но не смог застать никого из тех, кому они предназначались. У него не было полномочий подниматься выше по инстанции, и если он попытается прорваться дальше по иерархической лестнице, то, вероятно, наживет себе неприятности. Наконец, он все же решился пройти по всей цепочке вверх, пусть даже и опасался, что это не приведет ни к чему хорошему, и, дозвонившись до ставки фюрера, передал радиограмму туда.

Его коллеги в ставке Гитлера были поставлены перед такой же сложной проблемой: насколько высоко по иерархической лестнице они должны были передать поступившую информацию? Наконец, сведения дошли до генерала Йодля, который воспринял новость довольно скептически, но все же отправился с докладом к Гитлеру. Гитлер, которому только что с трудом удалось уснуть после того, как он принял большую дозу успокоительного, пришел в ярость, когда его разбудили. Он назвал сообщение полной ерундой, накричал на Йодля за то, что тот беспокоит его по таким пустякам, и приказал, чтобы войска в данном регионе несли службу в обычном режиме.

Еще до рассвета стало известно, что же произошло на самом деле. То, что Сувич принял за флот вторжения, оказалось группой небольших рыболовецких судов. А сами «союзники» на их борту оказались партизанами, следовавшими на свою постоянную базу на одном из маленьких островков. Обо всем этом доложили Гитлеру.

Когда началось обычное ежедневное совещание в ставке фюрера по обсуждению сложившейся обстановки, Гитлер внезапно бросил упрек Гиммлеру, служба политической разведки которого оказалась ничуть не лучше, чем военная разведка. В дальнейшем он, фюрер, намерен просто игнорировать все донесения, которые будут поступать из этого источника, и никогда не обратится за консультацией к этому ведомству: его нервы слишком устали от долгого бессмысленного общения.

Гиммлер вернулся к себе, чувствуя острое желание немедленно сорвать свою досаду на ком-то из подчиненных. Отчитывать Кальтенбруннера было слишком опасно, Шелленберг был его фаворитом, оставался только Хольтен. Рейхсфюрер позвонил ему и дал волю чувствам, обрушив на подчиненного град ругани. Уже после первых слов Хольтен воспользовался опробованной техникой «отработанной пассивности». Он просто перестал вслушиваться в слова Гиммлера, который продолжал метать громы и молнии. Наконец, Гиммлер решил, что достаточно уже снимать стружку с подчиненного, повесил трубку и не стал предпринимать никаких конкретных мер воздействия. Но Хольтен сделал для себя из этого разговора далекоидущие выводы. Он решил впредь строго придерживаться правила, чтобы никто из его группы, работавшей в рамках операции «Бернхард», не смел вмешиваться в другие мероприятия, проводившиеся силами политической разведки.