Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бледные губы Селии тронула слабая змеиная улыбка. Я рванула вперед и стащила разглагольствующего Внемлющего со стола.
– Тинави, объяснись! – слегка отойдя от шока, потребовал Улиус.
– У нас утром было сложное дело, шеф. Пять трупов – Селия подтвердит. У преступников обнаружилось много странных зелий. Боюсь, Полынь стал жертвой одного из них, а эффект наступил только сейчас. Так как раз и бывает с зельями типа эссенции сулко-лаватора.
– Сулко-лаватора?! – застонал Улиус. – Да эта дрянь тысячу лет выветривается! Ловчий, едрыть-колотить! Как тебя угораздило?! Так, ну все, значит, ты отстранен на неделю! Какого праха!
– На неделю?! – возмутился Полынь. – Да у вас здесь все рухнет без меня! Вы и трех дней не продержитесь!
– На ДВЕ НЕДЕЛИ! Пусть выветрится как следует! – взревел Улиус. – И быстро сдай мне значок, патлатая бестолочь! Заберешь в следующую пятницу! Позорище! Вон отсюда! Оба!
Полынь выложил на стол значок. Все, кое-кто не при исполнении следующие четырнадцать дней.
– Шеф, уже уходим, шеф, – успокоила я, чуть ли не на себе утаскивая Полынь из Зала Совещаний. – Извините за причиненные неудобства. Хорошего дня.
Гробовая тишина сопровождала наше отступление.
* * *
– Умничка, – бесстрастно резюмировал Полынь в коридоре, поправляя съехавшую хламиду и возвращая мышцам тонус, – а то на мне он и впрямь висел, как какая-то каракатица.
Я захлебывалась возмущением:
– А если бы они тебя уволили?!
– Да нет. Уволить того, чье имя вписали в кучу документов о планируемом повышении? Это было бы слишком позорно. Отстранение – единственная опция. Как раз то, что нужно. Потому что теперь я смогу заниматься делом террориста, а у Ходящих, запретивших делать это Ловчим, не будет причин устраивать очную ставку нашему драгоценному шефу.
– Еще скажи, что ты о нем заботишься. Мне кажется, мастер Улиус никогда не был так близок к инфаркту, как в тот момент, когда ты всерьез вознамерился поджечь ему штаны.
– Ну не поджег же. Сплошные плюсы.
– Ага. А заодно ты очень удачно освободил себе кучу времени для трудовых ночей во дворце.
Полынь остановился, глядя на меня, как на предателя.
– Ты не имела это в виду, малек! – строго воскликнул он.
– Не имела в виду что? – осклабилась я.
Ловчий вздохнул, собирая волосы в хвост.
– По-моему, наш с тобой неурочный подъем сегодня развинтил у нас какие-то шестеринки ехидства, – подытожил он. – Так жить нельзя.
– Но очень хочется!
* * *
Вечер я провела в подвалах ведомства, лениво переписываясь с друзьями с помощью Мараха – в кои-то веки отбила его у Мелисандра, привыкшего «выгуливать» мою пташку, – и ища для Дахху обещанную информацию о госпоже Марцеле из Лесного ведомства.
Нижний Юго-Западный Архив тонул в зеленоватом полумраке. Каменные своды (совсем как в винных погребах) пахли сыростью. Тут и там громоздились шкафы со стеклянными колбами, наполненными туманом. В тумане – волшебном, консервирующем – хранились старинные манускрипты.
На хлипких этажерках лежали другие свитки, попроще. Среди них я откопала документы о хозяйке Лесного ведомства. Да-а-а… Информации о Марцеле у нас действительно очень много. Другу будет из чего составить биографию.
Когда я уже собралась уходить, мне почудилось какое-то движение между книжными шкафами, хотя я точно знала, что сейчас находилась в зале одна, не считая мастера-архивариуса, храпящего за своей конторкой на все подземелье.
– Здесь кто-нибудь есть? – спросила я, заглядывая между стеллажами.
Тишина. Пустота.
И вдруг мне почудилось, что за креслами я вижу хранителя Рэндома, сидящего с какой-то древней книгой, читающего ее с очень странным выражением лица. Хранителя постепенно окутывал черно-лиловый дым…
– Рэнди! – воскликнула я, делая несколько шагов вперед.
Но оказалось, что это иллюзия: то, что я приняла за знаменитую шляпу и острый профиль хитроумного бога-джокера, было всего лишь плоским грибоподобным светильником возле шкафа. Причем светильником барахлящим: клочья дыма исходили как раз от него, из маленький трещины – лопнул, бедняга. Надо будет сейчас позвать сюда камерара Варрока.
М-да, судя по этому видению, я уже просто очень хочу, чтобы хранители вернулись… Хотя бы кто-нибудь из них.
Не знаю, позволено ли это смертным – скучать по богам. Анте сказал бы: нет, отстаньте. Но Анте ведь тоже сейчас нет в Шолохе.
А жаль: я бы хотела спросить его о Святилище принца Лиссая. И о том, почему я тогда почувствовала такую тревогу и отторжение перед круглой дверью.
Прах. Стоп. С каких это пор я жажду советов Анте?!
Мотнув головой, отгоняя дурацкие мысли, я погасила свет в западной секции архива. Шипение остывающих сфер казалось наполненным призраками – и загадками…
Согласно определению Башни Магов, духи отличаются от существ тем, что они либо по большей части нематериальны (однако могут иметь «плотные» аксессуары типа цепей или лампад, как бокки-с-фонарями), либо умеют наращивать и убирать свою материю в разные моменты времени (как туманные лани и призраки-ревенанты).
Следующим утром на втором этаже ведомства я встретила дивную процессию.
Несколько дворцовых слуг плелись по коридору. Они были как муравьи: каждый нес по тяжелому и объемному ящику, во много раз превосходившему человеческий размер. Я хмыкнула, узнав вещи из нашего тридцать второго кабинета.
Сам Полынь стоял тут же, в дверях, созерцая переезд.
Когда один из пажей чуть не выронил ношу, Внемлющий пропел заклинание Глайло и пошевелил двумя пальцами, изображая «походку». Из-за плеча Полыни вынырнула оживленная иджикаянская мумия и колченого пристроилась вслед за последним пажом. Слуга сглотнул так громко, что эхо разнеслось по коридору.
Он тотчас стал гораздо более внимательным, этот слуга.
– Полынь, тебе правда нужно все это во дворце? – Я поправила отлетевший бинт у мумии, проковылявшей мимо. Марах с моего плеча угукнул ей вслед. – Ты навсегда к королеве уходишь, что ли?
Полынь пожал плечами:
– Просто устроил уборку. Я сентиментален, Тинави. Никогда не решаюсь выкинуть старые вещи. А дворец станет отличным перевалочным пунктом по пути на помойку.
– Ага! Все-таки уборка! – подловила я. – Значит, было что убирать в твоем «сложносочиненном порядке»!
– Или я сейчас оговорился, – как всегда, извернулся куратор.
Вместе с Полынью и мумией я вышла обратно на улицу. Дорогие коллеги, встречавшиеся нам в коридорах, так проникновенно прощались с Ловчим, что, казалось, мы провожали его в последний путь, а не в двухнедельный неоплачиваемый отпуск.