– Лолка! Вари кофе! Я на работу иду! – услышала она крик из соседней комнаты.

Лора в испуге сорвалась с постели и выпучила глаза, не понимая, где пожар.

– Лолка! Проснись и пой!

– Вы что, офигели, Мадам? Чего вы орете как потерпевшая?

– Мне уже лучше!

– Здорово! Только для работы вы все равно не годитесь, – заявила Лора, посмотрев на бледное, опухшее лицо подруги.

– Да я уже как огурец с пупырышками.

– Врете.

– Ни в жись! Я пионерскую клятву давала.

– Честной быть?

Лора налила в ложечку лекарство.

– Быть всегда готовой!

– К чему?

Лора опрокинула в рот больной сироп.

– К борьбе за дело! – провозгласила Ольга Тимофеевна и закашлялась.

Расстроенная Лора уложила ее и села рядом.

– Сегодня будет пульмонолог. Пусть посмотрит вас.

– Да все фигня, Лолка.

– Выглядите плохо.

– Да красивше меня только Надежда Константиновна Крупская!

Лора прыснула. Ну что за чудо эта Ольга Тимофеевна!

– Мне так мой любимый муж говорил.

– Муж?

– А ты думала, я всю жизнь невинной девой прожила? Был. Кандидат филологических наук. Доцент. Обожал меня, но считал дурой необразованной. Все стихи заставлял учить. По два в неделю.

– А сейчас он где? Умер?

– Господь с тобою! Живехонек. Швейцаром работает. В отеле «Достоевский».

Лора выпятила губы трубочкой.

– А чо? Там ему за ученую степень надбавку, поди, платят.

Лора не сдержалась и хохотнула.

– А расстались вы почему? Из-за стихов?

– Да ой! Любовь прошла, завяли помидоры, что в переводе на колхозный язык означает – наши отношения исчерпали себя.

Лора улыбалась, радуясь хорошему настроению подруги, и решила, что это путь к выздоровлению. Ольга Тимофеевна сильная, она справится.

С Германом все обстояло намного хуже. Она пыталась добиться свидания или, по крайней мере, узнать, как продвигается следствие по делу об убийстве Щеглеватых. Ни того, ни другого сделать не получалось, и Лора была близка к отчаянию.

Следователь к тому же попался никуда не годный. На вопросы не отвечал, ничего не рассказывал и по телефону, который ей дали в полиции, разговаривать не хотел. Она рвалась с ним встретиться, заявляла, что может все объяснить. Но этот тупица ее не вызывал.

– Всему свое время, девушка. Вызовем.

Когда же не привыкшая отступать Лора прямо спросила, за что арестовали Германа, следователь ответил, что гражданин Строганов не арестован, а в соответствии с законом задержан до выяснения всех обстоятельств дела.

Лора поняла, что ей нужна помощь.

Ночь тянулась так долго, что Лора уже не чаяла дождаться утра. Ужасно хотелось выпить чаю, но она боялась разбудить и всполошить Ольгу Тимофеевну, и без того измученную болезнью.

Промаявшись до шести утра, она наконец встала, попила воды и поняла, что чай, о котором она мечтала всю ночь, не влезет в судорожно сжатое горло. Лора прокашлялась. Что-то не к месту горло разболелось. Наверное, на нервной почве. Сейчас ей болеть нельзя ни в коем случае. Она нашла в шкафу на полке мирамистин и побрызгала в рот. Как увидеться с Германом? Кто может помочь? И вдруг ее осенило! Вот дурында! Как же ей в голову не пришло! Лора торопливо собралась, стараясь не шуметь, прокралась по коридору и, выйдя на лестничную площадку, осторожно закрыла дверь. Ну все! Теперь – галопом!

Дверь открыла мать.

– Мам, привет! Папа встал?

– Сари, что случилось?

Не отвечая, Лора промчалась мимо встревоженной матери и ворвалась в спальню родителей. Отец приподнялся на кровати, нашаривая рукой очки, которые вместе с книжкой лежали на тумбочке.

– Ты что? – растерянным голосом успел спросить он. – Решила…

Лора не дала ему развить тему.

– Мне нужно срочно с тобой поговорить и помощь! – выпалила она.

– Помощь тоже срочная? – нацепив наконец очки и разглядывая дочь, спросил Антонио.

– Срочнее срочного!

– А позволь поинтересоваться…

– Папа, пожалуйста! Выслушай!

– Хорошо. Закрой дверь.

За четверть века работы в пресс-службе областного УМВД Антонио Алонсо успел примелькаться каждому, с кем ходил по одним коридорам. Его ценили не только как отличного редактора, способного из корявых отчетов и косноязычных интервью сделать приличные тексты, но и как порядочного и скромного мужика, который ни с кем не конфликтовал, никому в друзья не набивался, не опускался до панибратства, а главное – никогда не лез со своими проблемами и не грузил просьбами решить проблемы родственников. Знал Антонио многих, если не всех, но связи свои никогда не использовал. До этого дня.

Он выслушал дочь, сложил очки и сказал:

– Хорошо. Я попробую. Иди на кухню и выпей кофе. С мамой поговори.

Тревога мамы, как видно, дошла до высшей точки, потому что, войдя на кухню, Лора застала ее безучастно наблюдающей, как выкипающий кофе заливает плиту.

– Мам, – Лора схватила турку и выключила газ. – Ты чего?

Мама повернулась и глянула мокрыми глазами.

– Доченька, ты меня напугала. Что у тебя произошло?

Вздохнув, Лора обняла мать. Если бы можно было, как в детстве, спрятаться за теплую и мягкую маму! Заткнуть уши, закрыть глаза и считать до ста. Потом выглянуть – а все уже здорово и отлично!

Лора поцеловала мягкую мамину щеку.

– Мамуль, все будет хорошо. Во всяком случае, я на это очень сильно надеюсь.

В автобусе она не выпускала из рук мобильник. Несколько раз проверяла, не выключен ли звук. Отец все не звонил. Она поднялась в лабораторию и уже взялась за ручку двери, как та вдруг распахнулась и аспирантка Лида налетела на Лору, чуть не сбив с ног. Лора покачнулась, но устояла: все-таки Лидочка была субтильной девушкой.

– Господи, это вы, Лора?

– Вроде да. А что?

Лида дрожала, таращила глаза и хватала себя за горло. Лора почувствовала, что это дрожание и хватание по ее душу.

– Говори! – громко приказала она.

Лида набрала воздуха и выпалила:

– Ваш Вуаль исчез!

Лора уже хотела крикнуть «что?», но поняла, что любой звук застрянет в горле, и с усилием проглотила уже готовый к выходу наружу вопль. Оттолкнув Лидочку, она побежала по коридору.