И, конечно же, я был поражен тем едва ли не расточительным богатством, которое отличало пеллийскую художественную традицию: мне казалось, что здесь украшали буквально все: от резных храмовых колонн, инкрустированных полупрозрачным морским камнем, до обычных сельских усадеб. Буквально всюду на глаза мне попадались то старые позеленевшие рельефы, изображавшие сцены религиозного содержания, то удивительные, кажущиеся сплетенными из мрамора фонтаны, то вдруг в глубине чьего-то парка мелькала за кованым забором странная статуя, в грубоватых линиях которой ощущалась олицетворенная фантазией мастера мощь. Наверное, во всех этих творениях сам пеллийский дух – немного заносчивый, самоуверенный и в то же время бесконечно пытливый и деятельный.

За время моего пребывания в столице я позволил себе лишь несколько пеших прогулок, но даже их было достаточно для того, чтобы с головой окунуться в этот причудливый мир, в котором вековые традиции неожиданно сплетались с современностью. От порта можно было подняться на холм Э-Ре-Бьеф, где короновался когда-то легендарный король Тийен, принявший Свод Свобод и Дозволений – основу пеллийского законодательства, – и там, двигаясь по утопающим в цветущих деревьях улочкам, глядеть на всегда коптящие трубы верфей, которые строят многомачтовые океанские гиганты, не боящиеся бурь. А на глаза мне то и дело попадались то древний бассейн на крохотной, мощенной темным камнем площади, то культовые ворота с маленькими бронзовыми жертвенниками, то старенький храмик, в облупившихся колоннах которого притаилась загадочная пыльная тень… Мое прошлое, такое вроде бы недавнее, уже стало казаться каким-то темным, беспокойным сном, прерванным, перерезанным сверкающей гладью бессмертного океана. Да и то: ведь я стал неотделим от моря, в Пеллии море было повсюду, его свежее дыхание свободно неслось над этими жаркими островами, врастая в человеческую плоть и, пожалуй, в самую душу.

Следующие два дня, прошедшие после знакомства с нотариусом, я безвылазно просидел на вилле за книгами. С моря временами налетал короткий, но злой дождь, штормовой ветер нес по небу нескончаемую вереницу туч, и мне не хотелось никуда выходить. Я сидел в кабинете, бесцельно перебирая пыльные тома старой библиотеки и гнал от себя отчаяние, то и дело возвращавшееся вместе с памятью об Айрис.

Энгард несколько раз куда-то исчезал, время от времени нас навещали люди Дайниз, но, судя по лицу Энни и пустопорожним разговорам за ужином, новостей пока не было. А утром третьего дня, когда я, приказав подать завтрак в кабинет, уселся в привычное уже кресло и окинул взглядом полки с книгами, из приоткрытого окна раздался негромкий скрип калитки. Я не обратил на него ни малейшего внимания – калитка у нас скрипела по многу раз на день, но через несколько минут в дверь кабинета настойчиво поскреблись.

– Вам письмо, мой господин, – высокая черноволосая девушка держала в руке запечатанный пакет.

Я тревожно вскинулся из кресла, вырвал у нее послание и сломал сургучную печать. Почерк, крупитчато-экономный и не лишенный стиля, выдавал образованного человека. С первых же слов я понял, что это Каан.

«Сегодня же, в два часа пополудни, жду вас и вашего молодого друга в таверне „Черный шмель“, что подле Морской биржи. Дела отлагательств не терпят, но все же, если вы не сможете прибыть, прошу вас навестить меня завтра на обычном месте. Преданный вам, В.К.».

– Где господин граф? – выкрикнул я, складывая тонкий листок.

* * *

На одной из площадей, через которые проезжала наша карета, до моего слуха неожиданно донесся долгий то ли вой, то ли плач, издаваемый какими-то духовыми инструментами. Я содрогнулся от неожиданности и повернулся к Энгарду.

– Опять храмовый праздник?

– Похоронная процессия, – мрачно отозвался граф.

Я высунулся из окна и увидел четверку белых коней, обильно украшенных какими-то диковинными перьями: кони волокли тяжеленный экипаж, похожий на застекленный со всех сторон шкаф. В глубине этой стеклянной конструкции виднелся массивный гроб, весь облепленный разнообразными флажками и розетками.

Вокруг катафалка медленно ехали верхом десятка два солидных мужчин в почти одинаковых бордовых плащах.

– Кого же это хоронят? – поинтересовался я.

– Какого-то чинушу, причем не из последних, – объяснил Энгард, присмотревшись к гробу. – Стража – его бывшие коллеги. Наверное, они тащат его на корабль, чтобы отправить куда-нибудь в провинцию, на семейное кладбище.

Святые и грешники! Теперь нам придется стоять, пока они не освободят переулок.

Он достал из кармана трубку и нервно засунул ее в расшитый мелким бисером кисет, который недавно подарила ему Дайниз.

– Время у нас еще есть, – примирительно отозвался я. – До биржи, кажется, уже недалеко.

– Дело не в этом, – буркнул Дериц.

Я знал, в чем дело: он очень опасался, что кто-нибудь из прежних знакомцев может увидеть его в компании Каана и, не приведи небо, разболтает об этом Вилларо. Сама по себе такая встреча не могла быть предосудительной, в конце концов тот же Висельник лично дозволил нам любые способы добычи информации, но все же он непременно взял бы подобную связь на заметку – а вот этого Энгард боялся уже всерьез. Собственно, я и сам не знал, чего ради нотариус настоял на том, чтобы я захватил с собой молодого графа – уж он-то должен был понимать, к чему это может привести. Если я оставался человеком совершенно частным, то Энни, напротив, уже одной ногой состоял на тайной королевской службе.

«А королевской ли?» – вдруг подумал я.

Катафалк с почетным эскортом неторопливо прополз мимо нас, трубы взвыли уже у меня за спиной, и кучер щелкнул хлыстом. Дорога до тяжелой желтоватой громады Морской биржи заняла немного времени. Возница, прекрасно знавший местность, остановил экипаж дверь в дверь возле длинного трехэтажного дома, до самой крыши обвитого рельефом виноградной лозы. На меня сурово глянула мрачная, неестественно оскаленная личина здоровенного угольно-черного кролика, подвешенная на карниз второго этажа.

Ну и фантазия, сказал я себе, выбираясь на панель.

Энгард поглубже нахлобучил на голову широкополую морскую шляпу и быстро скользнул в двери заведения. И тут же навстречу нам выступил молодой метрдотель в плотном кожаном жилете, наброшенном поверх черной сорочки с вычурным модным воротом. Несколько секунд он внимательно смотрел на меня, потом едва заметно боднул головой и посторонился, пропуская нас в глубину полутемного зала.

– Сюда, мой господин, – услышал я тихий голос: тяжелая штора ушла в сторону, открылась плотно пригнанная дверь, в нос мне ударил густой сладковатый аромат дорогого зелья – похоже, нотариус сидел здесь не первый час.

– Граф Энгард Дериц, – учтиво представил я своего друга.

Каан смахнул в свой саквояж несколько бумаг, что лежали на столе перед ним, коротко кивнул и повернулся к темному резному шкафу, занимавшему целую стену в небольшом, увешанном коврами кабинете. На столе появились кувшины с винами, серебряная тарелка сладких сухариков и пара бокалов.