— Изаму-сама, ты самый большой любитель пафосных речей, обращённых к самому себе, из всех, кого я знаю. Думаешь, лучше топить чувство вины в саке? Поверь мне, я-то знаю, что это не выход.

— Потому что выхода нет, — ровно ответил он. — И никогда не будет.

— Ты годами отращивал дзен, пора заняться отращиванием мозгов, — проворчала Каэдэ. — Рядом с тобой такая светлая, добрая девочка, и вместо того, чтобы под руку с ней шагать к свету, ты продолжаешь цепляться за привычную тьму.

— А что, если вместо того, чтобы шагать к свету, я затяну её в эту тьму? — горько бросил он, резко повернувшись.

— Если будешь продолжать в том же духе, затянешь, — жестко ответила Каэдэ. Вздохнула и достала бутылочку саке из кармана. Изаму покосился на неё, но ничего не сказал.

— Ты знаешь, что есть мозгоправы, за приём у которых надо платить деньги? — задумчиво протянула Каэдэ, отпив прямо из горла.

— Советуете к ним обратиться? — усмехнулся Изаму.

— Советую начать платить мне, — хмыкнула Каэдэ. — Знаешь, мне доводилось встречать горных баранов, такие упрямые твари. Цепляются за крохотные выступы в скалах, проявляют просто чудеса ловкости. Но иногда, вместо того, чтобы прыгнуть вперёд, на кажущуюся верной дорогу, срываются вниз, выбрав не тот путь.

— Очень глубокомысленно, — ехидно протянул Изаму.

— Очень, — кивнула Каэдэ и хитро прищурилась. — Иди домой, Изаму.

— А вы?

— А я… Я посижу тут, с собеседниками умнее и приятнее тебя.

С этими словами она расположилась прямо на земле, скрестила ноги и деловито извлекла ещё одну бутылку.

Деревня только начала просыпаться. Хлопали двери, открывались жалюзи магазинов, редкие загулявшие прохожие спешили домой. Решение идти пешком было неудачным: Изаму понял это, когда третий подряд человек уважительно склонил голову. Возможно, это было и к лучшему, пусть видят, что глава не отдыхает даже в собственный выходной. Однако, размышляя о словах Каэдэ, Изаму всё больше склонялся к мысли, что хочется посидеть в тишине. И напиться. Бросить всё, уйти в лес, отпустить себя и подумать. Как будто он не занимался этим последние несколько недель. Только и делал, что думал, думал, думал, а ответов на вопросы всё не находилось. Как вести себя с Асами после сегодняшней ночи? Делать вид, что ничего не произошло?

Стены остались на месте, обиды вытягивали шею, напоминая о себе, недоговорённость потягивалась, выбираясь под руку с пустотой. Ноги сами вели к дому, Изаму даже не задумывался, куда идёт, пока не остановился на пороге бывшей квартиры. Она всё ещё числилась за ним, и, не раздумывая, он просто толкнул дверь и вошёл. Квартира встретила запахом тепла и пыли. Пустая, смотрела с немым укором, так и не получив нового хозяина. Медленно пройдясь до кухни, Изаму провёл рукой по столу, потёр кончики пальцев от серого налёта. Здесь он провёл не так много времени, если считать всю жизнь одной сплошной миссией. Но всё же, было тут что-то незаметное, родное и необходимое.

Беззвучно усмехнувшись, он стянул маску, прошёл в спальню и рухнул на узкую кровать. Столько размышлений, тревог, страхов видели эти стены. А ещё — зарождающееся чувство, которое принесло с собой настоящее отчаяние и тянущую, постоянную боль. Если бы можно было заставить сердце перестать биться, он бы сделал это сразу, как только понял, что Асами заняла в нём слишком много места. Отважная, честная, порывистая — он восхищался ей, наблюдая, как растёт, как превращается из шестнадцатилетней девушки во взрослую, самоотверженную, невероятно притягательную женщину. Снисходительно говорил сам себе, что это обычная гордость учителя своей ученицей. И позволял думать снова и снова, воскрешая в памяти выражение её лица, звук голоса. Изгиб талии, то, как она прикусывает губу, когда задумывается о чём-то, блеск глаз, когда пытается убедить. Когда эти мысли из невинных стали более глубокими, тёмными, запретными? Когда желание обладать ей начало неотступно преследовать, превращаясь в одержимость?

Изаму вспомнил тот день, когда услышал её голос под окном, и сердце тут же встрепенулось, прыгнуло к горлу, а тело обдало жаром. Тогда ему стало страшно. Слишком много стало Асами в нём самом. Она пробралась незаметно, и всё, что ему оставалось с того дня — вытравливать чувство по капле, с обречённостью замечая, как оно возвращается с новой силой, топя сердце в непрерывной, но такой сладкой боли.

Он разрешал мечтать о ней, когда оставался один. Как мазохист, перебирая мелочи прошлой встречи, думал о том, что мог бы сказать или как себя повести, чтобы… На этом мысли обрывались. Изаму знал — одно неверное слово, и о том, чтобы просто видеть её, придётся забыть. Кто он для неё? Наставник, друг. Быть может, друг близкий, но от этого не переставший быть просто другом.

Когда узнал, что она попала в плен, впервые за долгое время ослушался открытого приказа ждать. Ждать, когда вернётся Кацу, подождать всего сутки, а может, даже несколько часов. Не послушал. Бросился за ней, не думая о последствиях. Вообще растеряв остатки разума, влекомый одной мыслью: только бы не опоздать. Эмоции привели к фатальным последствиям, спутали разум, лишили хладнокровия. И, как итог, он сам оказался в плену. Смотрел в её напуганные, огромные глаза и чувствовал, как всё трещит, рвётся внутри в желании защитить. В позорной беззащитности. Она могла и дальше жить своей привычной жизнью. Если бы он проявил чуть больше сдержанности, хладнокровия. Могла бы ждать Сору и надеяться на чудо. А он это чудо собственноручно отобрал. Эгоистично отобрал. А теперь не знает, что с ним делать. Что делать с ожившей мечтой, которую они оба разорвали в клочья.

Погода портилась на глазах — только что проглянувшее солнце заволокло бледной пеленой, с гор наползали чёрные тучи. Ветер стих, утро задышало приближающейся грозой, давя на плечи ожиданием. Изаму вышел из квартиры, посмотрел на небо и качнул головой, складывая печать. Поднялся на крыльцо, толкнул дверь и тут же упёрся в испуганный взгляд ярко-зелёных глаз.

— Думал, ты ещё спишь, — сказал тихо, настороженно. Прощупывая её реакцию, пытаясь понять, как себя вести.

— А я думала, что ты в резиденции, — так же осторожно сказала она.Думала, ты опять ушёл и бросил меня одну, — читалось в её взгляде.

— У меня всё ещё выходной, — напомнил он, разуваясь и проходя в гостиную. Асами сидела за столом на кухне, не сводя внимательного взгляда. Руки, сцепленные в замок, лежали перед ней на столе. Когда проснулась одна — только горько вздохнула — ничего другого она не ждала. Наверняка Изаму жалеет о том, что поддался эмоциям. Наверняка не хочет её видеть. Но сейчас, когда от приближающейся грозы звенел каждый натянутый нерв, а внутри всё замирало, возвращая в ужасную ночь, в очередной раз разделившую жизнь надоипосле, его появление потрясло. Словно почувствовал её на расстоянии. Понял, что нужен. Асами хотела броситься к нему, но сдержалась, сжала пальцы, заставляя себя сидеть на месте.

Раскат грома заставил её вжать голову в плечи и зажмуриться. По телу прошла дрожь. Изаму нахмурился — она никогда не боялась грозы. Подошёл ближе, присел перед её стулом на корточки, накрыл широкой ладонью сцепленные ладошки.