– Интересно, – равнодушно сказал Летун. Все эти месяцы, пока он не видел людей и был вынужден вполголоса разговаривать с собой, отсутствие зубов ему казалось незначительным фактором. Теперь же, когда появилась возможность общаться, он стеснялся озвучивать свои мысли. Слова, слетающие с его уст, состояли из одних шипящих и придавали его речи некий уничижительный оттенок.

– Ровно тридцать дней назад Хозяин проявил о моем здоровье чудовищную заботу и, в целях профилактики туберкулеза в зоне, направил меня по рекомендации нашего лепилы-наркомана в стационар. Там у меня брали анализы, готовили заключение по их результатам, а потом ровно двадцать один день проводили лечение туберкулеза. У меня на самом деле туберкулез, однако в зоне есть те, кто от него умирает. Но Хозяин направил лечиться меня. Странно, правда?

Литуновский пожал плечами.

– Странно, – тихо заметил он. – Бурят, тот, что ефрейтор, каждый день приносил мне воду.

– Ну, хоть что-то человеческое да должно же было в них остаться? – посетовал Бедовый.

Восстанавливался Летун тяжело. Дни, проведенные в сырости, когда температура воздуха за окном высока, а в леднике – около пятнадцати градусов, когда в углах влага и в крошечное оконце задувает ветер, не сказаться на истощенном организме не могли. И, как чувствовал Литуновский, сказались.

Нельзя увлекаться кондиционером – советовал Андрею несколько лет назад школьный друг, купивший иномарку. Летом, говорил он, нет лучше и вернее способа заболеть, чем ездить в авто при включенном кондиционере. В машине плюс пятнадцать, за окном – плюс двадцать пять. Остановил машину, выскочил, чтобы прикупить сигарет, – и тут же обратно. Так делают все, потому что сами киоскеры сигареты по машинам не разносят. Из прохлады – на жару, мгновенный пот, и следом – снова плюс пятнадцать с ветерком из-под панели. Простуда обеспечена.

Эти слова заключенный вспоминал всякий раз, когда, будучи уже не в силах дышать мерзким воздухом камеры, припадал к ее крошечному окну. Теплота вливалась в легкие, обволакивала лицо, грела, но ступни уставали, и приходилось снова опускаться на холодный бетон. Дело не в оконце. Дело в бетоне. Этот строительный материал очень хорошо нагревается за день и так же быстро вбирает в себя ночной холод. Свитер Бедового спасал мало, чтобы не замерзнуть, приходилось снимать его на ночь, пока не видит конвой, и подкладывать в качестве сиденья. Но вскоре исчезла необходимость решать и эту проблему с переодеванием. В одну из июльских ночей в камеру зашел ефрейтор-бурят, примерил свитер, он ему, кажется, подошел, и больше подарка Банникова Литуновский не видел.

Впрочем, нет, видел. Через несколько дней после освобождения. На утреннем построении воротник теплой кофты выглядывал из-под воротника форменной куртки бурята, за что его новому хозяину и было сделано замечание командиром взвода.

Хорошее питание, качественный медикаментозный уход и отдых могли бы восстановить силы и здоровье Литуновского в течение считаных недель. Организм его был крепок с воли и не знал послаблений. Работа, семья, тренировки, еженедельный футбол, бассейн – времени хватает на все, если его использовать рационально. Первые месяцы в лагере Литуновский раздражал конвой своим здоровьем и неплохими физическими формами. Постепенно работа на лесосеке и практически неподвижное сидение в карцере на голодном пайке изменили его внешний вид до неузнаваемости.

Труда он не избегал, но всякий раз, оставшись в бараке один, вместо того, чтобы лежать и ждать ужина, как это делали другие зэки, сидел над листами бумаги с карандашом в руке. Сначала всем казалось, что он пишет письма – подойти ближе и заглянуть через плечо крайне стремно для порядочного зэка. Но вскоре выяснилось, что писать письма при помощи гвоздя, используемого в качестве линейки, невозможно. Летун что-то чертил и рисовал, хотя и письма писал регулярно – не менее раза в неделю.

– Андрей, я хотел спросить, – как-то во время перекура начал разговор Зебров. – Ты перед отбоем все что-то вычерчиваешь, выкруживаешь… Не сочти за липкий интерес – что вырисовываешь-то?

Литуновский улыбнулся, растянув щеки, покрытые потом, и объяснил. Настоящему инженеру, тому, кто стал инженером по призванию, а не для диплома, всегда лезут в голову занятные мысли. Идея усовершенствовать мир и сделать его новым на самом деле стара, как сам мир. Человек, хоть раз познавший удовольствие при виде своего творения, уже не остановится ни на минуту. Это как наркотик.

– Воры сказали, – плохо понимая, о чем идет речь, заметил Зебра, – наркотики – стремно. Барыги – гады, наркоманы – черти. Смотри, не увлекайся.

Литуновский лишь понимающе кивнул головой: «Я умею вовремя останавливаться».

К исходу сентября на «даче» окончательно образовалась картина распределения ролей. Бригада из сорока заключенных, с обязательным присутствием Бедового и Колоды, убывала на лесоповал, семеро зэков из числа отличившихся перед администрацией, а потому в барак не допускавшихся, кашеварили на кухне, и четверо оставались в бараке в качестве уборщиков.

Возглавлял последних Литуновский, который в короткие сроки, в большей степени – благодаря своей живучести и несгибаемости, приблизился к «ближнему кругу» и в числе авторитетных людей занимал третью позицию после смотрящего и Яши Колоды. Однако он по-прежнему был для них котом в мешке, и, прежде чем окончательно приблизить его к себе и понять, что он свой, Бедовый решил выждать, заодно присмотреться да прислушаться. Сейчас Толян жалел, что в свое время не уделил этому должного внимания, и теперь ускоренными темпами пытался наверстать упущенное.

Численный состав после смерти Гуся и Ботаника остался неизменным по банальной причине. В стране каждые пять минут происходит убийство, каждые семь – изнасилование, восемнадцать раз за час пустеет чья-то квартира, и двадцать четыре раза в одну минуту скалки разъяренных жен опускаются на головы алкоголиков-дебоширов. Страна живет своей жизнью, и количество преступников, принимающих активное в ней участие, уже давно не зависит от умения властей их обезвреживать. Первым на зону, после пятимесячного перерыва, привезли Гену Хлоповского, и следом за ним, спустя две недели после определения Летуна в карцер, – удивительного по своему не только внешнему виду, но и манерам поведения Мардохая Геленвагена. Следует сразу заметить, что ни малейшего отношения к джипу «Мерседес» последний не имел и иметь не мог по причине того, что автомобилями не интересовался и в Германии ни разу не был. Зато он был в Швейцарии, Израиле, Ливане и США, и поездки эти с туризмом не имели ничего общего. Если Хлоповский был банальным убийцей, задержанным через три года после совершения последнего из двух по счету убийств, то Геленваген относился к той породе людей, которых интересует не конечный результат, а процесс. Участие в антиглобалистских манифестациях, свой взгляд на проблему противостояния Израиля и палестинской автономии атака террористов на Международный торговый центр 11 сентября 2002 года волновали его лишь с той точки зрения, что вот, обрушилось, взорвалось, и смотреть на это очень-таки интересно.