13—14 сентября член ГКО Л.П. Берия совместно с командующим войсками Закавказского фронта генералом армии И.В. Тюленевым и членом Военного совета фронта А.А. Алиевым лично проверили работу дагестанских органов власти, отправив по ее итогам 15 сентября И.В. Сталину шифрованную телеграмму, в которой возложили всю ответственность за сложившуюся обстановку на первого секретаря обкома и его ближайших помощников: «Секретарь обкома Линкун не обеспечивает руководство обкомом, не обеспечил правильного руководства деревней, очень редко бывает в районах». В вину Линкуну вменялся широкий набор просчетов, среди которых упоминалось даже незнание им ни одного местного языка (при этом сообщалось также, что «второй секретарь – еврей по национальности – также не знает этих языков и редко бывает в горных районах»), жесткое взимание им с пострадавших от засухи районов государственных налогов и недоимок и проч.374 Думается, что, кроме реальных упущений Линкуна, его личность сознательно была демонизирована. Понятно, что русский по национальности первый секретарь Дагестанского обкома оказался на этой должности не по своей воле, – такова была общая политика организации власти в национальных окраинах. Выколачивание налогов любой ценой – тоже диктовалось «сверху».

На основе предложений члена ГКО и наркома внутренних дел Л.П. Берии, командующего войсками Закавказского фронта И.В. Тюленева и первого секретаря ЦК КП(б) Азербайджана М.-Д.А. Багирова 16 сентября было издано специальное постановление ГКО по Дагестану № 2309 за подписью И.В. Сталина, в соответствии с которым со своей должности был снят первый секретарь Дагестанского обкома Н.И. Линкун375. Решением Берии из Махачкалы и Баку в горные районы были направлены соль, сахар, чай, спички, керосин, 150 тыс. метров мануфактуры, а также списывались недоимки по налогам за прошлые годы и отменялся налог за 1942 г. Сталин все эти мероприятия на следующий день утвердил, распорядившись оформить свое решение в виде постановления ГКО376.

На последовавшем сразу за этим XIV Пленуме обкома ВКП(б) Дагестана, стремясь отмежеваться от возможных обвинений, недавние коллеги Линкуна выплеснули наружу масштабную картину бедствий, постигших республику. Говоря о последствиях голода среди горцев-аварцев в 1941 г. и их стихийном переселении на равнину, обернувшемся многочисленными жертвами, один из выступавших отмечал: «Все происходило на наших глазах, и только после вмешательства ГКО мы делаем удивленные лица: искривления нашей национальной политики… Не мы ли были свидетелями этого невольного переселения… когда многотысячная армия бедствующего народа спустилась с гор на плоскость, голодала и вымирала, кто из нас на наших партийных совещаниях и конференциях, пленумах открыто сказал об этом? Никто, ни один. Все это как-то считалось явлением обычным, проходило мимо нас и называлось «неорганизованным переселением»377.

Самым важным индикатором остроты социально-политической обстановки было распространение антисоветского повстанческого движения и организованного бандитизма.

Вопрос о масштабах банддвижения в горских республиках Северного Кавказа активно обсуждается в современной научной литературе и периодике. Опираясь на находящиеся в открытом хранении документы Северо-Кавказского военного округа, Закавказского фронта, а также войск НКВД, охранявших тыл действующей армии, можно составить представление по этому вопросу. Обострение криминогенной обстановки в предгорных районах Северного Кавказа относится к началу Великой Отечественной войны. В первой половине 1942 г. командующему войсками СКВО пришлось издать несколько распоряжений, направленных на борьбу с бандитизмом. В частности, 3 апреля 1942 г. был издан приказ № 0099 «О мероприятиях по борьбе с наземным, воздушным противником и возможными бандитскими группами на территории СКВО». 3 июля 1942 г. был издан приказ № 00283 «Мероприятия по борьбе с дезертирством, бандитскими группами и лицами призывного возраста, уклоняющимися от призыва в ряды Красной армии». Также вышел ряд приказов, направленных на повышение бдительности, усиление гарнизонной службы, деятельности заградотрядов и проч.378 Силами частей СКВО, органов милиции и подразделений внутренних войск НКВД, а также советских и партийных органов были взяты под контроль основные дороги, учтены «места, способствующие укрывательству дезертиров и бандитских элементов», население было обеспечено пропускными документами установленного образца, велась поголовная проверка документов379.

Нельзя не отметить, что воинские преступления, такие как дезертирство, уклонение от воинского учета и призыва, толковались в одном ряду с организованным бандитизмом и антисоветским повстанческим движением. Все эти преступления понимались как тяжкие преступления против Советского государства. Национальность уклонистов и дезертиров обязательно фиксировалась.

Принятыми мерами к концу апреля 1942 г. удалось существенно сократить количество активных банд. По состоянию на 20 апреля на учете числилось всего 14 банд, насчитывавших 63 чел. Все они действовали на территории ЧИАССР380.

Однако со второй половины 1942 г., с началом обороны Кавказа, повстанческое движение резко активизировалось. В течение 1942 г. на территории Северного Кавказа было проведено 43 войсковых чекистских операции (не считая операций, проводившихся частями Красной армии), в ходе которых было ликвидировано 2342 бандита. Существовала вполне определенная тенденция к организационному оформлению банддвижения и провозглашению лидерами крупных бандгрупп в Кабардино-Балкарии, Карачае и Черкесии, Чечено-Ингушетии, горном Дагестане политических целей. Уголовный бандитизм перерождался в антисоветское профашистское повстанческое движение. Бандгруппы имели штабы, базы, средства связи. Одно из формирований, разгромленных на территории Чечни, насчитывало около 600 человек381. В октябре 1942 г. командующий Закавказским фронтом И.В. Тюленев, на которого была возложена оборона предгорий Северного Кавказа, доносил в Ставку: «Нужно сказать, что бандитизм развивается в размерах, с которыми приходится считаться и привлекать на [его] подавление немалые силы. (Курсив наш. – Лет.) Помимо частей НКВД, от фронта занято борьбой с бандитизмом 18 отдельных рот и два усиленных батальона; на всех военных дорогах держатся усиленные гарнизоны, оружие для которых выдано за счет фронта»382. Указаны были и наиболее пораженные этим явлением регионы – Чечено-Ингушетия и юго-западный Дагестан383.

В другом аналитическом документе регионами, где политический бандитизм получил значительное распространение, названы Карачаевская автономная область, Северо-Осетинская и Чечено-Ингушская автономные республики384. В Кабардино-Балкарии повстанческим движением были охвачены пять районов385.

Наибольшее беспокойство вызывала ситуация в Чечено-Ингушетии. Именно отсюда впервые стали поступать тревожные данные об обострении социально-политической ситуации. Политическое повстанческое движение и уголовный бандитизм здесь не угасали с момента установления советской власти в начале 1920-х гг., несмотря на жестокую непрерывную борьбу с этими явлениями386. Советские институты власти и хозяйствования за двадцать лет советской власти в горных районах укоренились слабо. В марте 1941 г. нарком земледелия Бенедиктов вынужден был констатировать, что в ЧИАССР планы производства сельхозпродукции ежегодно не выполняются, машинно-тракторные станции все убыточны; грубо нарушается агротехника; земля в горных районах не обобществлена, а практически во всех – и скот. Колхозы влачат жалкое существование, резко убыточны, общественные посевы в огромных количествах погибают387.