Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стоя на коленях, Алексей коснулся располосованной скулы.
– Ничего, заживет… – пробормотал он и с трудом поднялся на ноги. – Помоги…
Вдвоем они перетащили Пашу в лодку, он не подавал признаков жизни. Но когда Алексей уже отвязывал веревку, вдруг шевельнулся, приподнял голову. Его мутный взгляд скользнул по сторонам.
Гость приходил в себя. Алексей торопливо отвязал веревку и оттолкнул лодку.
– Стойте! – попытался остановить их Паша. – Вы не можете меня бросить! – Он попробовал приподняться.
Алексей и Ольга молчали. Лодка начала отставать от подгоняемого ветром плота.
– Не бросайте меня! – Ухватившись за борт лодки, Паша попытался встать, лодка угрожающе закачалась. Он снова торопливо присел. – Слышите меня? Я же погибну! Дайте мне хоть еды и воды!
Ольга и Алексей не отвечали. Расстояние между лодкой и плотом увеличивалось.
– Мои вещи! – вскинулся вдруг Паша. – Верните мои вещи!
Ответом ему снова было молчание. Убедившись, что с ним не хотят разговаривать, Паша впал в ярость.
– Ну суки! – Он прыгнул за борт и поплыл. – Молитесь!
Он догнал плот, попытался выбраться из воды. И столкнулся взглядом с Алексеем.
– Ну давай! – Сжимая в руке топор, Алексей в упор смотрел на него. – Дай мне повод!
Наверное, что-то в его взгляде было – Паша, уже собиравшийся забраться на плот, оттолкнулся и отплыл на несколько метров. Оглянулся, посмотрел на лодку – она все больше отставала от плота, уже почти скрывшись в сумерках. Снова взглянул на Алексея.
– Я до тебя все равно доберусь, помяни мое слово! – прокричал он и поплыл обратно к лодке.
Рана у Алексея оказалась серьезной. Оглядев ее при свете лампочки, Ольга покачала головой:
– Надо зашивать, Алеша. Ее нельзя так оставлять.
– Достань нитки и иголку, – попросил Алексей, зажав рану ладонью. – И зеркальце. Я сам зашью.
– Сам ты не сможешь… – Ольга потянулась за сумкой. – Мужчины не умеют шить. Не беспокойся, я все сделаю.
– Тебе тоже досталось, – сказал Алексей. – Извини, я не уследил за ним.
– Ничего… – Девушка вынула из сумки пластмассовую коробочку с иголками и нитками. – Сиди, я разожгу костер – надо вскипятить воды…
Ольга вышла. Сидевший на матрасе Сергей взглянул на Алексея.
– Тебе больно? – спросил он.
– Немножко, – ответил Алексей. – Скоро все пройдет. Погладь Тимку, он у нас геройский пес.
Сергей обхватил Тимку, прижал к себе. Довольный щенок лизнул его в лицо, Сергей улыбнулся.
Ни у Ольги, ни у Алексея не было необходимых медицинских познаний. Тем не менее Ольга сделала все что могла: прокипятила нитки и иголку, несколько кусочков ткани – пришлось разорвать одну из простыней. После чего достаточно уверенно, на взгляд Алексея, обработала и зашила рану.
Наконец все было закончено. Взяв зеркальце, Алексей взглянул на свое отражение. Нельзя сказать, что он остался доволен увиденным. Но понимал, что могло быть гораздо хуже – скользни нож чуть выше, и он бы остался без глаза.
– Красивые стежки, – сказал он. – Ровные.
Ольга слабо улыбнулась:
– Ты еще шутишь?
– Немножко. – Алексей вернул зеркало Ольге: – Спасибо.
– Это тебе спасибо. И прости меня за то, что я остановила тебя. Просто не поняла, что происходит… – Она опустила взгляд.
– Просто ты очень добрая, – сказал Алексей.
– Я глупая, – ответила Ольга. – И я сильно испугалась.
По ее щеке скатилась слезинка.
– Не плачь, – попросил Алексей. Протянув руку, осторожно вытер слезу со щеки девушки. – Все будет хорошо. Верь мне.
Ольга всхлипнула. Взглянула на Сергея – он уже спал, укрытый одеялом. Снова посмотрела на Алексея.
– Мы выберемся. Вот увидишь, – пообещал он. Потом осторожно обнял Ольгу. – Все будет хорошо…
Ольга снова всхлипнула, уткнулась ему в плечо и заплакала.
Проснувшись утром, Алексей ощутил сильный жар и слабость. С трудом приподнявшись, сел, краем глаза заметил вздувшуюся правую щеку. Коснулся ее пальцем, почувствовал боль.
– Нехорошо… – пробормотал он. Поднявшись, вышел из каюты.
– Доброе утро. Как вы тут? – Он взглянул на сидевших у очага Ольгу и Сергея.
– Все в порядке. – Ольга посмотрела на него и нахмурилась. Быстро встала, подошла: – Алеша, у тебя рана воспалилась.
– Пройдет, – отозвался Алексей, взял кружку и направился к бочке.
Пил он долго, жадно. Напившись, какое-то время сидел у очага. От завтрака отказался – совершенно не было аппетита.
Плот все так же несло на юг, справа и слева – на расстоянии примерно двадцати километров – просматривались темные полосы. Это мог снова быть затопленный лес. А мог быть и сухой берег. Лодки с Пашей видно не было – вчера перед сном Алексей вновь поднял парус. Не хотел утром, проснувшись, снова увидеть этого негодяя.
К обеду он почувствовал себя значительно хуже. Щека вздулась и покраснела, кожа на ней натянулась. Зрелище было не то что неприятное, а просто страшное.
– Не было стерильности, – виновато сказала Ольга. – Хоть я и прокипятила все, и руки вымыла. Но все равно в рану попала какая-то инфекция.
– Ничего, – снова попытался успокоить ее Алексей. – У меня хороший иммунитет. Рассосется.
Уже к вечеру он окончательно слег. Понимал, что все действительно плохо, что выкарабкаться без антибиотиков ему будет сложно. А может, и невозможно. Боялся уже не за себя – за Ольгу. Без него ей и Сергею будет трудно.
В какой-то момент он потерял сознание. Очнувшись же, ощутил на щеке что-то горячее. Приоткрыл глаза – правый глаз прикрывало что-то темное. Потянулся проверить, что это, и ощутил на своей руке руку Ольги.
– Лежи, Алеша…
– Что это? – спросил он.
– Горячий размоченный хлеб. Я слышала когда-то, что одного раненого солдата вылечили горячими размоченными галетами – клали их в тряпице на рану. Галет у нас нет, но есть хлеб.
– Спасибо… – поблагодарил Алексей.
Эта ночь для него была очень трудной. Временами он забывался, метался в бреду. Ольга смачивала водой его пересохшие губы, постоянно меняла тряпицы с хлебом. Сергей следил за костром – нужна была горячая вода. Порой сквозь сон Алексей слышал тихий шепот – Ольга просила за него Бога, умоляла помочь. И ее мольбы не остались без ответа – к утру жар уменьшился, опухоль немного спала. Алексей почувствовал себя значительно лучше, и это было настоящим чудом.
– Надо продолжать делать припарки, – сказала Ольга. Ее глаза были полны слез, но это уже были слезы радости. – Иначе все может повториться.