Это опять из-за таблеток. Надо все-таки снизить дозу. Тоска — это ужасно, но двухметровая говорящая марионетка — тоже не шутки.

В окно сочится серый утренний свет. Я пытаюсь понять, который час. Сколько я проспала? Нашариваю часы. Ого, девять утра. Нехорошо. Я надеялась к этому времени быть в библиотеке. Уже четверг, а мне надо переделать уйму дел, если я хочу свалить отсюда в воскресенье. Я принимаю таблетки — на этот раз всего две — и тянусь за джинсами, которые вчера бросила на пол. Надевать их приходится под одеялом. В комнате не просто нет отопления, тут настоящий дубак.

Когда я собираюсь вылезать из постели, звонит мобильник. Номер незнакомый.

— Алло, — произношу я, стараясь звучать не слишком сонно.

— Привет. Это Виржиль.

— Виржиль?.. — переспрашиваю я.

Неожиданно. Я даже побаиваюсь, что меня снова глючит.

— Ага. Ты еще в Париже?

— Да.

— Чудеса. Я думал, тебя уже след простыл.

Я морщусь, вспоминая вчерашнее.

— Слушай, прости. Я не всегда веду себя как засранка, — говорю я. — То есть почти всегда. Но все-таки не совсем.

Я слышу смешок, потом снова голос:

— Я звоню, потому что у меня твой айпод. Забыл тебе его вчера вернуть. Ты небось решила, что он пропал? Короче, я набрал номер, который на нем написан. Так и подумал, что это твой мобильник.

— Прикольно. Я даже не успела заметить, что айпода нет. Спасибо тебе. Правда. На этой штуке вся моя жизнь.

Там полная подборка всех моих любимых групп, а также бесценный сборник всех композиторов, которых Натан хоть раз упоминал на уроках.

— Да, я заметил, — отзывается Виржиль. — Я всю вчерашнюю смену его слушал. Надеюсь, ты не против. По радио часто крутят фигню, а все, что на моем айподе, мне уже надоело.

— Да ради бога, — отвечаю я, но на самом деле очень надеюсь, что одну вещь оттуда он все-таки не слушал, а именно…

— «Гипсовый замок», — говорит он. — Просто отвал башки!

Черт.

— Это, реально, вещь.

— Ты серьезно? — переспрашиваю я, стараясь не выдать волнение. — Мой учитель музыки сказал, что это шумовая каша.

Виржиль смеется.

— Он прав.

— Вот спасибо!

— Ну, ты явно увлеклась спецэффектами, и можно было не так усердствовать с тактовыми размерами, особенно в «Девушке в башне» и «Никого не впускай».

Я чувствую, как растерянность уступает место раздражению.

— Что-то не помню, чтобы я интересовалась твоим…

Он меня перебивает:

— Но там есть один грек — акустический, «Стальной обруч», — и вот это полный отпад, от начала до конца. Очень красиво. Я бы даже сказал, это почти совершенство.

Секунду мы молчим, потом он спрашивает:

— Так что это вообще за тема? «Время остановилось» и «Маленький принц» — явно о чем-то одном.

О да. Та и другая вещь — про Трумена. И я не хочу об этом разговаривать. Ни с Виржилем, ни с кем-то еще.

— Анди, ты там?

— Да… Слушай, мне надо бежать. Куча дел в библиотеке и все такое. А я еще даже не оделась.

Снова пауза, потом он произносит:

— Извини. Видно, моя очередь быть засранцем.

Мне почему-то становится смешно.

— Спасибо, что сравнял счет, — улыбаюсь я. — Теперь мне полегчало.

Мы договариваемся о встрече, чтобы он вернул мне айпод. Он предлагает пересечься у Реми в воскресенье. Приходится напомнить, что я улетаю.

— Понял, — вздыхает он. — Ладно, что-нибудь придумаем. Может, завезу его в следующую смену. Ну что, пока?

Из трубки доносятся какие-то странные звуки. Я спрашиваю:

— Что там у тебя происходит?

— Без понятия. Тут какой-то фиолетовый чудик с жирной жопой.

— Чего?.. Какой чудик?

— Фиолетовый. Вот, прямо передо мной.

— Ты пьяный, что ли?

— Да нет, он по телеку. Мой братец обожает эту передачу. Он, кстати, американец. Может, ты его даже знаешь.

Я окончательно сбита с толку.

— Твой брат американец?

— Да нет же! Хмырь этот. У него маленькие такие ручонки и здоровенные белые зубищи.

— А, так это детская передача?

— Он все время поет: ай лав ю, ю лав ми. Не знаю, на что он намекает, я его впервые вижу. По-моему, это какой-то звероящер. Его зовут Берни.

Тут я начинаю ржать.

— Барни! — говорю я. — Это динозаврик.

— Прости, — отзывается Виржиль. — Я не спал и плохо соображаю.

Я совсем забыла, что днем он обычно спит. Видимо, он всего час как вернулся с работы. Наверняка валится с ног после ночной смены и мечтает поскорее отрубиться, но вместо этого звонит мне, чтобы я не волновалась за свой айпод. И тут до меня доходит еще одна вещь: это классный поступок.

— Ты небось совсем замученный, а тут я со своим айподом, — говорю я.

— Да ерунда.

— Ладно. В общем, спасибо тебе. Пока.

— Анди, постой. У меня тут возникла идея насчет «Маленького принца». Я уже въехал, что ты не хочешь про это говорить, но это важно. По-моему, там напрашивается другой аккорд. После второго куплета, перед припевом. Нужен какой-то противовес твоему фа минору. Что-нибудь, что немного все оживит. А то сейчас звучит как панихида.

— Вообще-то это и есть панихида, — отвечаю я и снова начинаю злиться.

— Да ради бога, но сделай ее позабористей. Забористая панихида гораздо интереснее.

Я не успеваю его перебить — он начинает напевать мою мелодию, уходя после второго куплета в до мажор. И, черт побери, он оказывается прав. Я слушаю и забываю про Трумена и про свою тоску, теперь я думаю только о музыке. Чувствую ее. Растворяюсь в ней.

Мы еще долго висим на телефоне, почти не разговаривая словами, обмениваясь только нотами и ритмом и паузами. Потом наконец его голос становится совсем тихим и низким, он почти бормочет. Барни тоже больше не слышно.

Я смотрю на часы. Почти десять.

— Ты где? — спрашиваю я.

— Лежу на своей кровати.

— Ну вот, а я не даю тебе спать… Прости, я…

— Нет-нет. Давай дальше, — говорит он.

— В смысле?

— Спой еще. Мне жутко нравится твой голос. И твои песни. Они крутые. Куда лучше, чем этот Барни. Они меня убаюкивают.

— Вот это успех! Так и напишу на своем первом альбоме: «Круче, чем Барни! Вас сморит сон!» — шучу я. Виржиль в ответ смеется. Потом повторяет: