– Ко мне? – спросил Илья и взял ее за руку.

Инге вспомнилась его квартира и сразу следом – секс на его кровати, со шпионящим за ними зеркалом и девочкой с сердечком на стене.

– Давай ко мне, – сказала Инга. – Ко мне ближе.

Илья пожал плечами и вызвал такси – свою машину, сказал он, заберет завтра. В такси играло радио «Релакс» и нестерпимо пахло синтетическим покрытием сидений. Илья притянул Ингу к себе, и она уткнулась ему в пальто, от которого пахло приятным одеколоном. Сейчас, когда он просто обнимал ее, не накидываясь с поцелуями, такой спокойный и уверенный, она чувствовала себя почти уютно.

Инга немного опасалась, что это ощущение разрушится, когда они окажутся дома: Илья снова начнет изображать неуемную страсть, и приятный вечер превратится в состязание по актерскому мастерству. Однако опасения оказались излишними – они зашли в квартиру, сняли верхнюю одежду, потом направились на кухню; Инга достала вино и разлила его по бокалам, они чокнулись и выпили. Илья подошел к окну и спросил, не мешает ли Инге дерево – свет же наверняка загораживает. Инга сказала, что не мешает, ощутив тем не менее очередной крошечный укол разочарования. Она была невысокого мнения о людях, неспособных сразу же влюбиться в ее драгоценный каштан. Вот Антон – совсем другое дело, ему он сразу понравился.

Оттого что Илья на этот раз вел себя игриво, но сдержанно, Инга почувствовала себя уверенней. Отставив бокал, она приблизилась и обняла Илью со спины. Он тут же развернулся к ней и стал целовать, наконец спокойно, без ярости. Впрочем, кроме поцелуев, он не делал ничего. Инга отстранилась, взяла из его рук бокал и поставила рядом с собственным. Илья, словно только и ждал, когда ему освободят руки, обнял ее и продолжил целовать – его руки скользили по Ингиной спине, но не забирались под блузку. Инга, чтобы намекнуть ему, что можно действовать решительнее, начала снимать с него пиджак.

Обычно на этом ее работа по раздеванию мужчин заканчивалась. Пиджак, или свитер, или футболку даже не требовалось снимать до конца – нужно было совершить движение, как будто ты пытаешься это сделать, поддеть краешек, а дальше мужчины всегда брали инициативу на себя, раздеваясь сами и раздевая ее. Но не Илья. Он повел плечами, чтобы облегчить Инге задачу, – пиджак соскользнул на пол. Инга ждала, что сейчас он начнет расстегивать ее блузку, но этого не происходило. Илья упоенно ее целовал и шарил руками по спине, но больше не делал ничего. Инга предприняла вторую попытку: расстегнула его ремень. Илья послушно снял ремень и вернулся к поцелуям. Инга опять почувствовала замешательство. Мужчины обычно не вели себя так – они должны были торопливо расставаться с одеждой, попутно срывая одежду с нее. Такой деликатности никто не проявлял, да Инга и не желала ее – она сама предпочитала снисходительно отдаваться мужским порывам.

Через еще одну томительную минуту поцелуев Инга принялась расстегивать пуговицы на себе самостоятельно.

Она раздела Илью до трусов, сняла свою одежду, а потом взяла его за руку и повела к кровати. Илья опять позволял ей руководить, но хотя бы не выглядел таким замороженным, как в прошлый раз. У кровати Инга неожиданно для себя самой толкнула его в грудь, приказывая сесть. Она не поняла, откуда возникло это движение – из злости на Илью за его пассивность или из властного чувства, которое вдруг охватило ее. Илья смотрел на нее снизу вверх с лицом завороженным и смиренным, и это еще больше подстегнуло Ингу. Она показалась себе выше и даже более того – величественнее.

Инга привыкла к восхищенным взглядам мужчин, с которыми спала. Им, видимо, льстил уже сам факт наличия рядом с собой такой очевидной красоты. Оставаясь с ней наедине, они вели себя как восторженные кладоискатели, в чьи руки нежданно свалилось сокровище – вроде бы случайно, но в глубине души каждый из них считал, что, конечно, по праву. Ингу такой расклад совершенно устраивал. Ей нравилось быть объектом, потому что это позволяло, если нужно, сохранить дистанцию, не обременяло ответственностью и не требовало лишних усилий. Что может быть легче, чем светить лицом. Инга делилась своим светом с щедростью.

Но Илья смотрел по-другому: словно это не он заполучил Ингу, а она обладала властью над ним. Инга никогда не хотела меняться ролями, но сейчас, стоя перед ним, вдруг почувствовала опьяняющую вседозволенность. Она неторопливо сняла с себя белье. Илья следил за ее движениями как загипнотизированный. Инге казалось, что у нее кожа светится в темноте, – с такой неимоверной силой от нее исходило ощущение своего превосходства. Она еще раз толкнула Илью – он безропотно вытянулся на кровати – и села на него сверху.

На этот раз Илья негромко стонал, зато Инга молчала. Она привыкла подыгрывать, но сейчас покорность Ильи пробуждала в ней что-то темное, неизведанное. Ей хотелось быть грубой, хотелось наказывать его за саму эту покорность – не потому что она ей не нравилась, а потому что она как будто требовала жестокости. Инга даже не знала, что способна на такое. Она никогда не получала удовольствия от унижений, но унизить Илью ей хотелось – за то, что он был таким слабым, за то, что строил из себя на работе, за то, что заставлял ее переживать и мучиться, за его нос картошкой и волосы в геле.

Илья застонал громче, а потом обессиленно замер. Инга тут же слезла с него и, рывком притянув его руку, положила ее себе между ног. Илья, до этого пренебрегавший продолжением, на этот раз послушно делал все, что ему велели.

Потом Инга лежала с закрытыми глазами, а Илья водил пальцами по ее груди. Инге было хорошо, но при этом немного неловко. Опьянение проходило. Ее решительность, которая только что далась так естественно, вдруг стала казаться чем-то неприличным. Теперь Инга чувствовала смущение и не желала открывать глаза.

– Ты поразительная, – выдохнул Илья ей в ухо и куснул мочку.

Инга уже вернулась в свое обычное подыгрывающее состояние, поэтому улыбнулась, словно ей было приятно. На самом деле ей стало противно: на нее только что нашло помутнение, но вот оно закончилось, и она вернулась в себя, а Илья, оказывается, никакого помутнения не переживал и происходящему не удивлялся. От контраста между их впечатлениями Инга чувствовала стыд.

Она незаметно поглядела на Илью из-под ресниц. Выражение лица у него было совершенно растроганное. Оно не очень-то вязалось с их недавним сексом. Инга замечала, что мужчины после бывали или самодовольными, или заботливыми, или равнодушными – обычно это зависело от стадии отношений, но с таким умилением на нее никогда не смотрели. Инга перекатилась набок и уткнулась в Илью, чтобы не видеть его лица. Он продолжал ее обнимать, но вскоре по тому, как отяжелела его рука, Инга поняла, что он спит.

Инга села на кровати. Волосы Ильи примялись, и на макушке просвечивал пробор, который еще немного, и можно было бы назвать лысиной. Губы красивые, но до чего же маленький рот. И что за дурацкий нос все-таки. В который раз Инга поразилась тому, что, когда Илья был в очках, нос не бросался в глаза, но сейчас она будто спотыкалась об него. Инга вспомнила своего бывшего, Кирилла. Его нельзя было назвать красавцем, но на его лице была написана такая явственная мужественность, что Инга таяла. Потом подумала про Антона. Он был полной противоположностью Кирилла: тонкий, легкий, с улыбкой дерзкой, как у подростка. Мысль об Антоне второй раз за вечер оказалась неожиданно болезненной, и Инга тут же ее отогнала, снова сосредоточившись на Илье. Его рука лежала на подушке. Кисть была очень маленькой, и пальцы – короткими.