– Кто старое помянет, – говорю, – тому глаз вон. Хватит нам дуться. Выручи! Дай на время свои приборы. Очень важного гостя жду, судьба зависит!

– Судьба от приборов зависит? – не усмехается, а мямлит, на меня не смотрит, пол разглядывает. – Хорошо, подожди.

Ирка ушла в комнату, я на пороге стою, и тут выскакивает Сергей. Трясется от злости, только кулаками не машет.

– Что тебе надо? – шипит. – Что ты к нам лезешь? От тебя одна подлость! Не смей к нашей двери приближаться!

Напугал! Я бы ответила, но тут, как назло, Игорь из лифта вышел. С букетом цветов, улыбается. И вдруг здоровается:

– Сергей Николаевич! Здравствуйте! Вы здесь живете?

Оказалось, что сестру Игоря мой сосед оперировал когда-то по поводу аппендицита. Они разговаривают, а я стою дура-дурой, не знаю, как половчее Игоря увести. И тут он говорит:

– А сейчас моя сестренка в клинике лежит, под опекой Светланы, – кивает в мою сторону.

Сергей, не глядя на меня, цедит:

– В таком случае примите искренние соболезнования!

И дверь перед нашим носом закрыл.

Вечер, конечно, насмарку. Хотя Игорю я пыталась объяснить, почему у меня с соседями война. Немного приукрасила: мол, Сергей за мной ухлестывал, когда мы вместе работали, потом случайно с Иркой переспал, она забеременела, пришлось жениться, но меня забыть не может, домогается. Игорь вроде поверил, но все равно не задержался, быстро ушел. А затем и вовсе пропал – сестру выписали, и поминай как звали.

Несколько месяцев мы с соседями жили в состоянии холодной войны, а потом случилось несчастье. Возвращаюсь как-то утром с дежурства, на нашей площадке гарью пахнет, а из-под дверей Иркиной квартиры тоненький дымок тянется. Пожар! Я стала звонить им в дверь – никто не открывает. Сбегала за ключом от их квартиры: еще с тех времен, когда дружили, у меня остался. Дверь распахнула – полно едкого дыма, но огня не видно. Вдруг слышу – тихий детский плач. Я стала кричать, звать по именам детей. Девочка старшая откликнулась, в шкафу от страха спряталась. Я ее в охапку и к себе. Вернулась, одного из близнецов из-под кровати вытащила, тоже отнесла. А второго нет, хоть убей. Задыхаюсь, кашляю так, что легкие наизнанку выворачиваются, из глаз слезы ручьем, а его нигде нет, не откликается и в дыму ничего не видать. Прибежали другие соседи, нашли, где горит. Потом выяснилось: Ира в магазин ушла, пока дети спали. Проснулись и стали играть со спичками, уронили их на ковер, он стал тлеть и жутко дымить.

Второго близнеца я под кроватью нашла, еле вытащила. В угол забился, за ноги его тянула, он уж был без сознания. Выхожу, шатаясь, с малышом на руках, тут Ирина поднимается. Увидела нас и в обморок грохнулась. Вернее, к стенке прислонилась, сама белее этой стенки, и медленно на пол сползла. Я крикнула соседям, чтобы нашатырю ей дали или водой полили, а сама побежала близнеца откачивать. Потом пожарные приехали. Когда «скорая» прибыла, малыш у меня уже дышал, хотя был очень плох. «Скорая» увезла детей и Ирину в больницу.

Три дня состояние детей, особенно того, которого я последним вытащила, было тяжелым. Сергей и Ирина от них не отходили, ночевали в больнице. А на четвертый день Ирина пришла вечером ко мне. Выглядела – краше в гроб кладут.

– Я, – говорит, – Света, хочу перед тобой на колени стать. Ты спасла наших детей. Это больше, чем наши с Сергеем жизни, это самое дорогое и святое, что у нас есть. Если бы дети погибли, я бы наложила на себя руки. Ты всех нас спасла!

– Ладно тебе! – отвечаю. – Не такая уж я подлая гадина, чтобы спокойно чаек попивать, если дети в дыму задыхаются или добро ваше горит.

Мы еще поговорили, как все случилось, как сейчас малыши себя чувствуют. Я думала, Ира не вспомнит о том случае, когда я с ее мужем переспала. Замнем для ясности, будто ничего и не было. Но она все-таки заговорила:

– Света! Я должна признаться, что все это время ужасно тебя ненавидела. Отвратительное чувство! Прежде ничего подобного не испытывала, а тут просто справиться с собой не могла. Как вспомню о тебе или увижу случайно, горло от ненависти перехватывает. Прости меня! Я только сейчас, когда сидела ночами у постели детей, все поняла. Ты любишь Сергея? Все эти годы любила, страдала? Бедняжка! Как мне жаль и неловко! Я не могу найти слов утешения.

У меня тоже слов не было, рот разинула от изумления. Какое утешение? Какая любовь? Чушь собачья! Сергей – хороший мужик, но чтобы сохнуть по нему столько лет! Бред!

Конечно, у меня язык чесался правду ей сказать, и противно, когда на тебя смотрят как на придурочную. Но язык я прикусила: пусть думает, что хочет, худой мир лучше доброй ссоры. Тем более, что Ирка предложила снова моего Валерку к ним приводить. А родители письмами меня завалили – приезжай, забери, что ты за мать, если ребенка не воспитываешь.

Ирина ушла, а я потом еще долго места себе не находила. Ира, понятно, ошибается, почему я Сергея соблазнила. Но и я-то не знаю! Зачем и с большим удовольствием нагадила людям?

По дороге домой я почему-то не провалилась в канализационный люк, не попала под машину, не была ограблена. Хотя находилась в невменяемом состоянии ужаса и унижения. Меня считают воровкой!

Все началось месяца три назад. Возможно, раньше. Мы, диспетчеры «Скорой помощи», не сразу обратили внимание на мелкие пропажи. Дорогая пудра из косметички пропала? Наверное, дома оставила. Нет сотового телефона? На улице потеряла. Книга, ручка, косметика – поищем в столе и рукой махнем на собственную рассеянность. А потом дошла очередь до денег. У меня из кошелька тысячу рублей – аванс – вытащили. У другой сотрудницы – конверт, в котором три тысячи находилось. Она накопила, чтобы долг отдать. Тут все и припомнилось. Краж набралось в общей сложности почти два десятка. Может, и лишнее приписали – все до кучи.

Работаем мы в три смены, всего четырнадцать человек. Из-за отпусков, больничных, да и попросту подмен в смене коллектив не постоянный. Получается, все – подозреваемые, плюс дежурные медики, водители. Обстановка сложилась – хуже не придумаешь. Точно завелось у нас что-то гадкое и отвратительное. Так, впрочем, и было. Милицию даже вызвали. Пришел лейтенант, протокола не завел, сказал, что дело тухлое – мелкого воришку в большом коллективе искать. Посоветовал внимательнее следить за своими вещами. Начальник станции тоже руками развел, у него забот полон рот, только воровства не хватало. Усилил контроль за лекарственными препаратами.

И вот сегодня я заметила неладное: взгляды косые, перешептывания. Коллега обедать уходила, посмотрела на меня зло, сумочку свою демонстративно схватила и ушла. Мне нехорошо стало, но все-таки допустить не могла, что меня подозревают.

В обеденный перерыв поделилась с подругой Олей:

– Глупость, конечно, но мне кажется, что все…

Ольга перебила меня и воскликнула:

– Я не верю! Не верю! Не верю! Я им прямо сказала – Зоя кристально честный человек! Она, то есть ты, никогда на чужое на позарится, сама последнюю рубашку отдаст!