– Да, предлагаю горячего чаю выпить. Тут отличное кафе есть. Там и пирожные. Согреемся, а потом дальше гулять пойдем.

– С удовольствием. – Ника втянула голову в воротник пальто.

В кафе было тихо, тепло и пахло выпечкой. В витрине красовались всевозможные торты и плюшки.

– Выбирайте, что вам по нраву? – Кочетов подозвал Нику к витрине.

– Наполеон. Пирожное «буше». И черный чай.

– Отлично. А мне кофе и медовик.

– Вы – сластена? – спросила Ника, когда официант принес им угощение.

– Ужасный, – Кочетов плотоядно взглянул на тарелочку с пирожным. Потом он налил чай из чайничка и посмотрел на Нику. Та улыбнулась.

– Правильно. Вы смеетесь, – сказал Виктор Андреевич, – сдается, я сейчас довершил свое падение в ваших глазах.

– Почему это падение?

– Ну как? Сплошные жалобы, несчастные истории и любовь к сладкому – какое-то бабство, простите за грубость.

Ника про себя подумала, что все это отлично укладывается в общую картину – в профессиональном смысле Кочетов был таким же сомневающимся и нерешительным. Но вслух она рассмеялась и сказала совершенно искренне:

– Мне никогда не были симпатичны брутальные мужчины. За их выпирающей мужественностью, как правило, обнаруживались слабости гораздо страшнее ваших. Так что успокойтесь. Все, о чем мы говорим, это очень по-человечески.

– Но мне так хотелось понравиться вам, – Кочетов посмотрел на Нику. И та, к своему удивлению, покраснела. Этот мужчина, без сомнения, ухаживал за ней, но таким необычно-трогательным способом, выпячивая свои проблемы, но при этом не давил на жалость. Она Кочетова знает достаточно давно. Они вместе изъездили много городов, устраивали все те же «круглые столы», яростно спорили друг с другом, объединялись против оппонентов. Они не раз пили вино после удачной работы и ужинали перед отъездом, и вообще, как сейчас показалось Нике, они давно и хорошо знакомы. Ника вспомнила все разговоры, которые велись о Кочетове – приятном, интеллигентном директоре музея, который со вкусом одевался, умел себя держать. Многие музейные дамы боролись за его внимание, но при каждой встрече он становился ее, Ники, спутником. В этом его поведении была какая-то упрямая решительность. Другой бы давно согласился на внимание более покладистой спутницы. Ника же держалась несколько отчужденно, независимо и всегда следила за дистанцией. Несмотря на все это, Кочетов всегда был рядом. Ника вспомнила также, что бывала резка с ним, что иногда они могли вообще не общаться. Но этот человек словно возникающая на солнце тень, так постоянен, что стал обязательным атрибутом ее разъездной жизни.

– А вы знаете, я к вам привыкла. И мне нравится, что вы рядом, – вдруг сказала она. На нее налетел вихрь. Словно пила она не чай, а вино. В голове зашумело, захотелось смеяться, протянуть руку к этому мужчине, который был так близко от нее. «Кровь к голове прилила. Давление, что ли…» – попыталась одернуть она себя.

– Вы не знаете, как я к вам привык. И сколько я думаю о вас. Особенно дома. Понимаете, я ведь, прежде чем поехать, всегда узнаю, будете ли вы. Ну, этого тоже нельзя говорить женщине…

– Какая ерунда. Это надо говорить. Чтобы она знала, что нужна, что она нравится. Вы не представляете, как это важно. И вы не представляете, как давно я этого не слышала.

– Я вам не верю. Вы такая красивая, умная. Вы самостоятельная.

– Наверное, именно поэтому и не слышала давно. Я с вами согласна, я красивая и умная. Не повезло только в одном – самостоятельная очень. Видимо, это как-то отпугивает.

Кочетов рассмеялся:

– Вы просто неподражаемы! И вы мне очень нравитесь. Но я не знаю, как сделать так, чтобы ухаживать за вами. По всем правилам.

– А это как – по всем правилам? – округлила глаза Ника.

– Ну, цветы, подарки, кафе, театры, кино. Погулять.

– Да, придется вам в Славск ездить с таким серьезным настроем.

– Я готов.

Ника улыбнулась.

– Отлично, вот у нас и план работы на лето появился. Будем встречаться в Славске.

– Вы ко мне тоже приезжайте. Я буду ждать вас. У меня отличный большой дом. Будете спать, ходить на Волгу, я вас научу рыбу ловить.

– Я умею. У нас в Славске отличная рыбалка. Я умею, но не люблю. Комары, червяки, чешуя…

– Тогда просто будете сидеть на берегу и смотреть на воду. Очень помогает от переутомления.

– Кстати, у меня никогда не было переутомления. Даже когда я диплом писала. Мне всегда казалось, что мало работаю.

– Должен заметить, так кажется всем трудоголикам, – заметил Кочетов, – но вы не уходите от темы. Вы согласны приезжать ко мне?

– Согласна. Но сейчас мне так хорошо, и пирожные такие вкусные, что готова что угодно пообещать.

– А я готов поверить во что угодно. Ника, вы мне очень нравитесь, я еще раз совершенно серьезно вам это говорю.

– Я вам верю.

– Нам еще здесь быть несколько дней. Давайте проведем их вместе? Я завтра возьму билеты в театр. Послушаем оперу. Потом съездим куда-нибудь в пригород.

– И будем гулять по городу. Виктор, вы даже не представляете, как же я люблю здесь гулять.

– Представляю. И как музейный работник даже понимаю почему.

– Почему?

– Вам не хватает впечатлений. Вам не хватает пищи для глаз. А здесь ее много. Весь город можно разглядывать. И он на все вкусы, на все настроения и характеры.

«А ведь он прав. Так точно, так коротко сказал то, что я никак не могла для себя сформулировать. Питер – это город на все времена. В том смысле, что в любой час твоей жизни ты найдешь здесь нужное».

Их вечер был длинным. После кафе они еще гуляли по Васильевскому острову. Кочетов вдруг стал совсем веселым. Он уже не вспоминал грустные истории, перестал копаться в собственных настроениях, он не пытался определить их будущее. Он весь был в настоящем. А настоящим были – город, вода, небо и она, Ника, такая близкая, такая послушная вдруг, такая ласковая. От этой перемены он осмелел и где-то на пересечении Большого проспекта и 7-й Линии, напротив церкви Трех Святителей, вдруг обнял Нику и поцеловал. Она почувствовала запах мужского одеколона, табака, почему-то аромат ванили и… антистатика. От этого неожиданного коктейля у нее закружилась голова, и она, словно бы от слабости, чтобы только удержаться на ногах, обняла Кочетова и ответила ему долгим поцелуем. Обнявшись, они постояли некоторое время, немногочисленные прохожие послушно обходили их стороной, а какая-то тетенька с завистью сказала: «Дело молодое, что теперь уж поделать!»

– У нас – дело молодое, заметьте, – произнесла Ника, отпуская Кочетова.

– Так, может, еще раз поцелуемся, – пробормотал он, не двигаясь с места.

– Потом, не в таком многолюдном месте.