— Не наше с тобой дело, Ал-лэк-сей, за Иллура думать, — строго напомнил Аргим. — Нам приказано захватить эти земли, и мы захватим.

— Да уж, — кивнул Ларин в сторону своих кораблей, вытащенных на берег для очередной ночевки, — у меня народу вон уже на треть убавилось. Хорошо еще, что до Тиры не так далеко было, смог подкрепление вызвать. А у тебя от корпуса едва половина осталась. Пора бы уже выйти на соединение с союзниками. Долго еще македонцы собираются нашими руками жар загребать?

— Не переживай, Ал-лэк-сей, — сказал Аргим, поднимаясь, — воинов у нас хватит. Зато все эти земли теперь наши. Когда война закончится, богатым будешь. Иллур тебя наградит.

— Ну да, тоже верно — нехотя согласился Леха, повеселев. — Хотя когда она еще закончится. К южному морю выйти это еще только полбеды.

— Разведчики сообщили мне, что завтра на рассвете мы войдем в земли трибаллов,[6]— заявил начальник скифской конницы, — на пути стоит несколько их городов. Это племя раньше было очень грозным, но сейчас ослабело. Думаю, мы с ним легко справимся.

— Они, вообще, за кого? За гетов? — уточнил Леха и предложил ловкий дипломатический ход, — Может, они так сдадутся, после переговоров? Добровольно войдут в состав Великой Скифии. Им хорошо, и мы солдат сохраним.

— Нет, — отмахнулся Аргим, положив ладонь на рукоять висевшего на поясе меча, — я слышал, что многих из них убили македонцы, царь Александр, когда мстил за своего отца, так что сами они не сдадутся. Тем более их союзникам.

— Вот как, значит, сам Александр Македонский здесь побывал. Так может, македонцы с ними и «договорятся», — продолжал отстаивать дипломатическое решение Ларин, которому хотелось, чтобы их союзники хоть что-нибудь сделали до того, как войска откроют совместный «западный фронт».

— Мы будем там завтра, — напомнил Аргим, — ближайшая крепость трибаллов стоит в двух днях пути отсюда, на реке, что впадает в Истр. Дальше еще есть крепости. На рассвете моя конница уйдет, чтобы вторгнуться эти земли и посеять панику среди трибаллов. А ты пока атакуешь с воды ближнюю крепость. Она не велика. У тебя должно хватить людей.

— Ладно, — кивнул Леха, — уговорил. Воевать так воевать. Хотя людей могли бы и сохранить.

С рассветом Ларин повел своих солдат в поход на трибаллов. Место впадения притока в Истр обнаружилось довольно быстро, как и сами трибаллы. Буквально на следующий день Ларин заметил, что с противоположного берега за кораблями наблюдало не меньше сотни вооруженных пехотинцев в кольчугах и кожаных куртках, прячась за деревьями. Впрочем, они не слишком старались быть незамеченными. Едва завидев приближавшийся флот, трибаллы, а это были они, как решил адмирал, перехватив покрепче свое оружие, бегом скрылись в чаще. Конных солдат Ларин пока не увидел. Зато эти бегали, как марафонцы.

Берега притока были холмисты, а выше по течению появились даже скалы. Осмотрев окрестности, Леха заметил, что Истр здесь петляет гораздо чаще, зажатый подступившими с двух сторон возвышенностями. Похоже, бескрайние равнины остались чуть позади. А прямо по курсу, на небольшом отдалении, вновь появились горы.

— Основные силы пока оставим здесь, — заявил адмирал, когда понял, что придется сворачивать с проторенной дорожки и двигаться вслед за трибаллами, которые должны были неминуемо привести скифов к своей крепости, — со мной пойдут только биремы. Ты, Токсар, останешься здесь. «Ойтосир» и триеры пусть сторожат русло. Мало ли что.

И добавил, посмотрев на удивленного помощника.

— Да, я сам поведу людей в бой. А ты прикрывай тылы.

Некоторое время биремы, наполненные пехотинцами скифов, свернув с основного направления, поднимались по течению притока беспрепятственно. Так прошло полдня. Однако поросшие тростником берега, которые становились по мере продвижения все более высокими, не давали покоя адмиралу. За ними было абсолютно не видно солдат противника, и создавалось ощущение, что их нет. Однако Леха печенкой чуял, что за скифами наблюдали из-за каждого дерева.

— Щиты поднять, — приказал он капитану биремы, — того и гляди обстреляют нас из зарослей. И лучников держи наготове.

Капитан, затянутый в кольчугу узколицый скиф, молча кивнул. На всех судах имелась палуба, под которой были спрятаны гребцы и часть солдат. Не успел капитан отдать приказание, и выстроившиеся по борту бойцы подняли щиты повыше, как с берега из-за тростника и плотно росших деревьев, засвистели стрелы. Когда они забарабанили по борту, палубе и щитам, Леха даже похвалил себя за находчивость. Сколько жизней спас.

Быстро окинув берег, адмирал решил, что для десантирования с последующей контратакой он не подходит, слишком высок. Можно половину людей зря положить. Но тут из-за поворота реки показалась крепость, стоявшая на прибрежном холме. А у самой воды имелся вполне приличный пирс, на котором сейчас копошились бойцы противника, пытаясь отвязать несколько лодок. Но, увидев приближавшиеся биремы, они бросили все, и бегом отступили в крепость.

— Давай к пирсу! — приказал Леха, с радостью заметив отступление трибаллов и открытые ворота, — высаживаемся прямо там. Возьмем их тепленькими.

Однако повторить с главными воротами тот же маневр, что он уже проделал в Тернуле, не удалось. Отступление трибаллов оказалось вовсе не трусостью, а хитростью. Едва первые три биремы причалили к пологому берегу и пирсу, а скифы с криками стали спрыгивать в воду, как у ворот крепости началось шевеление, совсем не похожее на построение для боя.

Ларин, схватившись за мачту, присмотрелся. Пирс и ворота разделяло метров триста. Крепость на холме была небольшой, обычный четырехугольник с башнями по краям. Да и стены невысокие, метра четыре, к тому же полуразвалившиеся от времени. Ларин, видевший в своей жизни более мощные сооружения, с первого взгляда отвел этой крепости полдня жизни.

«Ну один штурм выдержит, может, два, — подумал Леха, окинув взглядом оборонительные рубежи трибаллов, наверняка видевшие еще Александра Македонского, а может, и его отца Филиппа, — а если притащить катапульты с триер, то еще быстрее. Но мы и так обойдемся».