из комнаты в коридор, а Нелл, улыбаясь, стояла на пороге двери. Я больше ничего не спрашивал, не ставил никаких условий, зная, что герцог Букингэмский не может явно вмешиваться в такие дела и что все предоставлено мне, моему сердцу, голове, руке и шпаге с богатой перспективой впереди, если мне удастся довести дело до конца. Я подождал с минуту, думая, что Финеас Тэт, услышав мой голос, выйдет ко мне, но он не появлялся. Нелл кивнула мне, я откланялся и вышел, направив свои шаги к замку. Теперь весь двор был уже на ногах, и для меня самого, столько же как для нового поручения, только что полученного мною, мне следовало быть на своем посту.

Не успел я отойти нескольких шагов, как услышал позади себя тяжелое дыхание и сопение. Эти звуки издавал Джон Велл, догонявший меня с большой корзиной в руках. Я совершенно не жаждал его общества, но меня привлекала его корзина. Мои запасы съестных припасов и вина пришли к концу, а для того, чтобы разузнать то, что мне было, необходимо, не лишне было иметь в запасе чем угостить нужного человека, а тем более бутылку-другую хорошего вина, которое, как известно, обладает свойством развязывать языки.

– Что там у тебя такое? – спросил я, дождавшись, чтобы Джон догнал меня.

Он объяснил, что делал покупки в городе.

Я похвалил его за усердие, а затем спросил:

– А ты был у своего приятеля Финеаса Тэта?

Мой слуга сразу изменился в лице, побледнел, и бутылки зазвенели в его корзинке – так задрожали у него руки, хотя я спросил довольно ласково. Наконец он заговорил:

– Я? Я видел его раз или два, не больше, с тех пор как узнал, что он здесь. Я думал, что вы не желаете, чтобы я виделся с ним.

– Можешь видеться с ним, сколько тебе угодно, лишь бы я не видел его, – небрежно ответил я, наблюдая украдкой за своим почтенным слугою.

Его волнение показалось мне странным. Если Финеас явился только затем, чтобы обратить на путь истины Нелл Гвинт, с какой стати было бы Джону бледнеть, как полотно?

Мы пришли в замок, и я отпустил его, поручив доставить в целости его ношу на мою квартиру. Затем я отправился в апартаменты герцога Монмута, задавая себе вопрос, в каком настроении найду его после вчерашних приключений. Он ведь и не подозревал, что я был свидетелем всего, что произошло.

Когда я вошел в его комнату, герцог сидел в кресле, а около него стоял Кэрфорд. Лицо Монмута было мрачно и расстроено; Кэрфорд смотрел спокойно и сочувственно. Они горячо говорили о чем-то, но замолчали оба, как только я вошел; я предложил герцогу свои услуги.

– Сегодня утром вы мне не нужны, Симон. Я занят с лордом Кэрфордом.

Я откланялся и вышел. Оказалось, что сегодня в замке все были заняты. Я поминутно наталкивался на пары, занятые горячей беседой. При моем приближении наступало мгновенное молчание; из вежливости произносили несколько слов и, видимо, терпеливо ждали ухода лишнего человека, чтобы возобновить прерванный разговор. Король, как я слышал, сидел в своем кабинете с герцогиней Орлеанской и герцогом Йоркским, но де Перренкура там не было.

На пространстве сотни футов, на городской стене, между двумя часовыми, виднелась одинокая фигура, задумчиво смотревшая вдаль на море. Я тотчас же узнал в ней Перренкура и почувствовал сильнейшее желание поговорить с ним. Но как было миновать часовых? Их присутствие показывало, что де Перренкур желал быть один. Я подошел к одному из часовых и хотел пройти, но он загородил мне дорогу.

– Я нахожусь на службе у его высочества, герцога Монмута, – заявил я.

– Хоть у самого дьявола. Здесь не пройдет никто без королевского приказа.

– А не может ли его изображение заменить его приказ? – спросил я, опуская монету в его руку. – У меня есть поручение от его высочества к французскому джентльмену, притом секретное. Черт побери, отцы не всегда знают о делах своих сыновей.

– Как и сыновья – о делах своих отцов, – усмехнулся солдат. – Ступайте скорее и, если услышите мой свист, бегите живее, это будет значить, что идет мой офицер.

Итак, я очутился в запретном месте наедине с де Перрен-куром. Приняв беззаботный вид, я смело пошел мимо него. Услышав шаги, он вздрогнул, оглянулся и спросил:

– Что вам угодно?

Он мог немедленно удалить меня своею властью или по приказу короля, но если он не сделал этого, то надо было пользоваться случаем.

– То же, что и вам, – ответил я, – а именно подышать свежим воздухом и полюбоваться морем.

Он слегка нахмурился, но я не дал ему времени заговорить.

– Часовой сказал мне, что сюда пройти нельзя, но ведь короля здесь нет?

– Как же вы прошли тогда? – спросил француз, не обращая внимания на мой вопрос.

– Очень просто, – ответил я, – я солгал, сказав, что имею поручение к вам от герцога Монмута, и чудак поверил мне. Ну, мы, придворные, должны стоять друг за друга. Не правда ли, вы не выдадите меня? Даете мне слово?

– Нет, я вас не выдам, – слегка улыбнулся де Перренкур. – Вы хорошо говорите по-французски.

– Так говорил мне и месье де Фонтелль, которого я встретил в Кэнтербери. Не знаете ли вы его?

На этот раз он не выдал себя, чем я был доволен.

– Очень хорошо: его друзья – и мои также, – ответил он, протягивая мне руку.

Я дружески пожал ее и улыбнулся.

– Собственно, я не заслуживаю этого. Я и месье де Фонтелль почти поссорились.

– По какому же поводу?

– По пустякам.

– Все-таки скажите мне.

– Если позволите, я лучше умолчу об этом.

– Я хочу знать и приказ… прошу об этом.

Мой пристальный взгляд остановил слово «приказываю», чуть не сорвавшееся с уст моего собеседника. Клянусь Богом, он покраснел. Теперь я иногда рассказываю своим детям, как заставил покраснеть его, а это, право, было делом нелегким. Но его смущение было мимолетно, и мне в свою очередь пришлось опустить глаза под его холодным взглядом, но на его вопрос о моем имени я смело ответил: «Симон Дэл».

– Я слышал ваше имя, – сказал он, а потом отвернулся и стал опять смотреть на море.

Если бы он был в своем настоящем виде (если можно так выразиться), то это значило бы, что он отпустил меня, и я должен был бы уйти. Но для простого придворного, де Перренкура, его поведение было только невежливо,