Уильям видел, что Элизабет волнуется за мужа, и не стал рассказывать ей историю с сонетами. Конечно, ему было бы легче, если бы королева вспомнила о своей просьбе и пригласила его к себе. Он бы отдал ей и исписанные ее рукой страницы, и исправленный и переписанный им начисто экземпляр. Тогда у Уильяма бы остались лишь его тридцать сонетов, посвященных Элизабет. Он мог бы отдать их Филду напечатать и спать с тех пор спокойно.

Но королеве явно было не до Шекспира и стихотворений, написанных в молодости. Пожилая одинокая женщина держалась за трон, яростно пытаясь отражать попытки его отнять.

— Ты ожил, — заметил как-то в театре Джеймс, — все бегаешь, как влюбленный мальчишка.

— Я и есть влюбленный мальчишка, — Уильям улыбнулся, — не знаю, сколько продлится мое счастье, но пока оно рядом, наслаждаюсь каждой минутой.

Иногда Элизабет пропадала надолго. Уильям не получал от нее ни строчки, и жизнь в такие дни для него замирала. История с сонетами уходила в прошлое и более не будоражила сознание. Тем не менее, граф Эссекс опять настойчиво вторгался в его жизнь.

— Поступила просьба играть твою старую пьесу, которую цензоры и так резали нещадно, — сообщил в конце лета Джеймс.

— Что за пьеса?

— «Ричард Второй». Помнишь, что оттуда вырезали?

— Нет, — Уильям задумался, — пожалуй, сцену низвержения короля?

— Точно. Просят играть все полностью. Я говорил, что мы давно сняли ее с афиши. Она устарела и тому подобное.

— А что? Почему мы не можем ее снова поставить?

— Ты совсем ничего не соображаешь? — поинтересовался Бербридж, — ты хоть в курсе, что происходит в Лондоне?

— Недавно мне уже задавали такой вопрос, — Уильям вспомнил инцидент с Филдом и сонетами, а также слова Элизабет, — в курсе. Эссекс что-то затевает против королевы, она пытается раскрыть заговор.

— Примитивно, но точно, — засмеялся Джеймс, — прямо краткий пересказ будущей пьесы. Так вот, к нам приходили сторонники графа. Они дали нам пятьдесят шиллингов.

— Мы столько в лучшие дни не собираем, — удивился Уильям.

— Вот именно. Играть надо послезавтра. Все целиком, вместе со сценой низвержения короля. Играть в определенный день. Зрителей нам обещали полный зал.

— Ты согласился?

— Да. У нас не было выбора, скажу тебе прямо, — Джеймс вздохнул, — я решил отменить пьесу в самый последний момент. Осталось только придумать достаточно уважительную причину.

— Ты уверен, что нужно поступить именно таким образом? Ты уверен, что к тебе приходили именно люди Эссекса? — Уильям засыпал вопросами Джеймса. — К нам часто приходят заказчики с просьбой сыграть определенную пьесу.

— Уверен, — Бербридж пристально посмотрел на Шекспира, — потому что они и не скрывали, что пришли от графа.

— А если победа будет на стороне графа? — еле слышно прошептал Уильям.

— Вот поэтому и надо придумать уважительную причину для отмены. Такую, которая не вызовет подозрений. Если дадим спектакль, то в Тауэр отправит королева. Если не дадим, покажем, что были на ее стороне. В случае победы графа, — голос Джеймса был еле слышен, — шансов попасть в Тауэр гораздо меньше. В честь победителя мы тут же поставим новую пьесу. Ты же напишешь что-нибудь в таком случае, а, Уильям?

— Напишу, — Уильям кивнул, понимая, что опять вляпался в политические игры, так сильно отвлекавшие его от мыслей об Элизабет. Тут он вспомнил, что его возлюбленная находится еще в более худшем положении, чем он, будучи женой одного из сторонников Эссекса…

* * *

Теперь дворец ей казался тюрьмой. Он не был темным и холодным, но ей не хватало воздуха, пространства, свободы передвижения. Точно как тогда, давно, в Тауэре. Вокруг сплошные враги, люди, которые хотят одного — убрать тебя с дороги. Один неверный шаг, неверное решение, неверное слово — и они как коршуны слетятся, чтобы клевать и дожидаться крика о пощаде.

Когда Эссекс уезжал в Ирландию, Елизавете хотелось, чтобы он вернулся героем. Она завидовала его популярности в народе, но в глубине души она желала его победы. Слишком часто Елизавета в нем разочаровывалась, слишком горькой была эта привязанность. Когда-то их познакомил сам Дадли. И, видимо, поэтому Эссекс был ей так дорог — как память о мужчине, которого она так любила.

Эссекс был другим. И с этим следовало смириться. Королева ему не доверяла. Приехав ни с чем из Ирландии, он начал подтверждать ее худшие предположения. Он чувствовал, что Елизавета начинает всерьез сердиться на него, и опасался ареста.

Неожиданно в дверь ее спальни постучали. На пороге комнаты стоял Эссекс.

— Не ожидала, что вы вот так возьмете и явитесь ко мне после всего того, что произошло, — она усмехнулась, — набрался смелости?

— Простите, Ваше Величество, что не удалось вернуться с победой. Я сделал все, что мог, — оправдываться перед стареющей королевой ему было противно, но другого выхода не было.

— Мы вам выделили на этот поход большие деньги. Они потрачены зря, — отрезала Елизавета. Ее бескровные губы, казалось, превратились в одну тонкую полоску.

— Я все понимаю и прошу простить, — Эссекс склонил голову, — чем я могу искупить свою непростительную вину?

— Вина, вы правы, непростительная. Как же ее можно искупить? Не думаю, что у вас остались еще для этого возможности. Идите. Когда я сочту нужным, вызову вас к себе. А пока я не хотела бы вас видеть при дворе, — ответила Елизавета жестко.

С годами ее голос стал тише, но слышно было каждое слово, произнесенное королевой. Она говорила веско и внятно. У собеседника никогда не оставалось иллюзий, что Елизавета имеет в виду именно то, что произносит. Эссекс тоже понял — дальнейший разговор бесполезен. Королева не готова его простить. Он окончательно потерял ее доверие. А раз так, то следует тщательно подумать о том, что делать.

Эссекс развернулся и вышел из комнаты. Звук его шагов эхом раздавался в коридорах дворца. Он шел уверенной походкой человека, не терзаемого сомнениями. Но в душе у него все клокотало от ярости и бессилия. «Поднимать бунт? Почему и нет, — думал он со злостью, — старая кокетка выжила из ума. Противников сейчас у нее более чем достаточно. Моя популярность в народе высока. А ее считают озабоченной своей внешностью, помешанной на комплиментах фаворитов старухой».

Граф вышел из дворца. Все, кого он встречал на своем пути, в лучшем случае сдержанно кивали.

— Подхалимы в курсе дела, — пробормотал он, садясь на коня, — боятся показать свое ко мне отношение. Ни чего, мы еще увидим, кто сильнее.

Он поскакал к своему дому в Лондоне. За ним в некотором удалении, не скрываясь, ехали два всадника.

«Отправила следить за мной. Или арестовывать. — Эссекс подъехал к дому и велел запереть все двери. — Так просто я ей в руки не дамся, — подумал он и велел слуге найти и привести к нему Саутгемптона».