Трагедия Гражданской войны на Севере России выразилась и в действиях т. н. следственных комиссий. Первая такая комиссия была создана 15 августа 1918 г. при управляющем отделом юстиции ВУСО Гуковском: «Особая следственная комиссия для расследования злоупотреблений и противозаконных действий агентов советской власти»[245]. В уездах стали образовываться соответствующие уездные комиссии. Их деятельность активизировалась уже при ВПСО по инициативе нового управляющего отделом юстиции Городецкого. К этому времени большинство видных представителей советской власти или бежали с Севера, или были арестованы в первые дни после переворота. В основном деятельность комиссии была направлена против тех офицеров и чиновников, которые поступили на службу советской власти, но сыграли значительную роль в ее свержении и привлечении союзников. Руководствуясь чисто формальным фактом прохождения службы в советских учреждениях, следственные комиссии арестовывали или добивались удаления со службы сотен людей, многие из них были бесценными военными специалистами, которых так не хватало на Севере. Эта истерическая деятельность во многом объяснялась тем, что руководители заштатной Архангельской губернии вообразили себя деятелями всероссийского масштаба и стали немедленно преследовать тех, кого они без всяких причин считали врагами Российского государства. Это значительно ослабляло Северную область, вызывало раскол в антибольшевистском лагере, а кроме того, отвлекало от борьбы с действительными врагами Российского государства – большевиками, которые много месяцев вели беспрепятственную пропаганду на Севере. Подозрительное отношение к русским офицерам, служившим у красных, а затем перешедшим к белым, наблюдалось практически во всех белых государственных образованиях. Но преследование людей, сыгравших заметную роль в свержении советской власти, было только на Севере. Демократическая северная власть в этом отношении оставила далеко позади себя режимы Деникина и Колчака. С особой энергией и чисто формальным подходом действовала Мурманская следственная комиссия. Все члены Краевого совета, сыгравшие значительную роль в разрыве с Москвой, были арестованы, или против них велось следствие. В октябре 1918 г. был арестован и препровожден в архангельскую тюрьму заведующий гражданской частью совета В. М. Брамсон. С ним обошлись особенно сурово, видимо, по причине его еврейского происхождения. Следственные органы стали активно разрабатывать двух людей, сыгравших наиболее активную роль в образовании Северной области: начальника штаба союзного военного совета генерала Звегинцева и управляющего делами совета, который вел переговоры с английским командованием, старшего лейтенанта Веселаго. В «Документальной справке из моих мурманских бумаг», составленной для Мурманской следственной комиссии, Веселаго объяснял свои действия: «…пытаться ли и на Мурмане (как в то время делали офицеры на всех флотах) продолжать пассивную работу спасения кораблей и имущества и одновременно приложить свои силы, чтобы с помощью союзников сохранить Мурман для России к тому времени, когда отечество наше будет вновь сильно и едино, сохранить от прямого отторжения его немцами или финнами…»[246]

Но защитить край от немцев, финнов и большевиков при полном отсутствии вооруженных сил, когда власть находилась в руках большевистского совдепа, можно было, только опираясь на помощь союзников, в первую очередь Британии, и привлекая большевистский совдеп на сторону противников большевизма. Эти задачи, особенно последняя, казались абсолютно невыполнимыми, но Веселаго, Звегинцев, Брамсон с ними блистательно справились. И за это их привлекли к следствию, фактически по обвинению в измене, ибо сотрудничество с большевиками расценивалось именно так. Проводя в жизнь свой план в захваченном большевиками Мурманске, им приходилось иногда в той или иной степени демонстрировать большевикам свою преданность. Именно это перевешивало в глазах следственной комиссии их вклад в свержении советской власти на Севере.

Особенно рьяно преследовал Звегинцева, Веселаго и других Городецкий. Он с возмущением говорил о вмешательстве представителя США и о том, что «последнему уже были сделаны указания на нежелательность вмешательства в функции судебно-следственных органов»[247]. За красивыми фразами о независимости судебно-следственных органов скрывалось желание жестокой и несправедливой расправы с человеком, благодаря которому эта власть и эти органы были вообще созданы. Но американцы не дали себя провести красивыми фразами. В феврале 1919 г. Веселаго с помощью американцев выехал за границу, а затем уехал на Восток России, где продолжал борьбу с большевиками. Марушевский писал: «Еще до его отъезда я подробно ознакомился с его делом и поразился, насколько слепа была юстиция. Недаром Фемида изображается с завязанными глазами»[248]. Несмотря на то что все дела по перевороту 6 сентября 1918 г. были прекращены распоряжением правительства и в результате этого никто из сторонников Чаплина не пострадал, судебные власти продолжали преследовать противников переворота. Онежский народный совет был избран в августе 1918 г., уже после свержения советской власти. В скором времени название было изменено на Онежскую уездную земскую управу. Управа выступила решительно против переворота 6 сентября. Активный участник заговора командир Онежского добровольческого отряда полковник де Граве, арестовав членов управы, пытался увезти их на пароходе. Солдаты и милиционеры после вооруженного столкновения с добровольцами освободили арестованных. В результате Граве не пострадал, а члены управы в ноябре были арестованы.

13 января, не зная всех обстоятельств, на заседании ВПСО Чайковский выразил сомнение в необходимости ареста.

21 января, за день до своего отъезда за границу, Чайковский, ознакомившись с материалами дела, на заседании правительства заявил: «…дело, несомненно, связано с архангельским переворотом» и зачитал присутствующим постановление о его прекращении. Городецкий, опять пустившись в юридическую казуистику, заявил протест против решения Чайковского. Но 24 января 1919 г. Чайковский уехал, и, хотя он продолжал оставаться главой правительства, с ним уже мало считались. 24 января Игнатьев на заседании ВПСО «указал на необходимость принятия срочных мер к освобождению из-под стражи членов Онежской Уездной Земской Управы». Городецкий не нашел ничего лучше, как солгать и заявить, что члены управы «не числятся за судебно-следственной властью». Было принято решение правительства об освобождении онежцев[249]. И только после этого они были освобождены.

Другим ярким примером сведения счетов правых с левыми являлся арест и заточение в тюрьму рабочих архангельских типографий, которые, узнав о перевороте 6 сентября, объявили забастовку. Главным аргументом обвинения был факт, что забастовавшие рабочие силой снимали с работы отказавшихся присоединиться к забастовке коллег. 20 декабря Игнатьев на заседании правительства говорил, что все дела по событиям 6 сентября должны быть прекращены согласно постановлению ВУСО. Он напрасно указывал, что освобождение необходимо «в целях успокоения рабочих масс». Городецкий был неумолим, ссылаясь на юридические тонкости, он требовал независимости судебной власти: «…правительству надлежало бы воздержаться от вмешательства в деятельность судебных установлений», заявляя, что они «осуждены не за забастовку, а за насилие над своими товарищами, желавшими продолжать работу»[250].