— О, мы поговорим с мистером Джеком Фиддлером. У нас есть донесения, что у Песчаного озера творятся странные вещи.

Потом настала моя очередь. Детективы вежливо попросили доктора выйти. Он решительно отказался. Они попросили еще раз, уже совсем не так вежливо, и он, видя, что упрямство может только отсрочить наш отъезд, неохотно согласился.

В течение следующего часа они расспросили меня обо всем путешествии с первого дня и до ужасного последнего, и я отвечал на вопросы со всей обстоятельностью, опуская только то, что, как сказал доктор, было порождено «обезвоживанием, недосыпанием, голодом, физическими травмами, усталостью, холодом и огромным страхом», то есть любые намеки на аутико.

— Ты знаешь, зачем Чанлер туда отправился? — спросили они меня.

— Думаю, это были исследования.

— Исследования, да, да. Это мы слышали. — Тут они неожиданно сменили тему. — Что он за доктор?

— Доктор Чанлер?

— Доктор Уортроп.

— Он… натурфилософ.

— Философ?

— Ученый.

— Что он изучает?

— П-природные явления, — с запинкой выговорил я.

— А доктор Чанлер, он такой же философ?

— Да.

— А кто ты? Тоже философ?

— Я помощник.

— Помощник философа?

— Я оказываю доктору услуги.

— Какого рода услуги?

— Услуги… незаменимого свойства. У доктора неприятности? — спросил я, надеясь сменить тему.

— Сержант Северо-Западной конной полиции мертв, парень. Так что у кого-то неприятности будут.

— Но я же вам говорил: он ушел от нас. Однажды ночью он исчез, а когда мы его нашли, он был мертв.

— Лесная лихорадка, забрался на дерево и умер от мороза. Местный парень, который вырос в этих лесах, охотился и рыбачил в них, излазил их отсюда и до Полярного круга. И вот он убегает, затаскивает себя на дерево во время первого в сезоне большого бурана… Ты ведь видишь, что все это не стыкуется, Уилл.

— Однако так все и случилось.

Я испытал почти головокружительное облегчение, когда они проводили нас наружу, не украсив наши запястья наручниками.

— Мы будем держать с вами связь, доктор Уортроп, — сказали они почти что с угрозой.

Пережив свой первый допрос как захваченный пехотинец на службе у науки, я сразу же подвергся другому: мой хозяин захотел узнать о каждом вопросе и услышать каждый ответ.

— «Помощник философа»! Что за черт! Что это такое, Уилл Генри?

— Лучшее, что я смог придумать, сэр.

Мы шли к берегу озера, удаляясь от гостиницы.

— Куда мы идем? — спросил я.

— К Чанлеру, — резко ответил доктор. — По каким-то необъяснимым причинам ему взбрело в голову, что он должен сказать тебе слова благодарности.

* * *

Он поправлялся в частной резиденции городского аптекаря и по совместительству единственного зубного врача. Жилище располагалось на втором этаже, прямо над коммерческой конторой в шатком на вид сооружении через дорогу от пристани.

Признаюсь, что я поднимался в комнату Джона Чанлера с большой тревогой. Возможно, почувствовав мои мучения, доктор перед самым входом остановил меня.

— Он ничего не помнит, Уилл Генри. Его физическое выздоровление идет просто замечательно, но умственное… В любом случае, не говори лишнего и помни, что он страдал больше любого из нас.

Джон Чанлер сидел у окна в кресле-качалке. Предвечернее солнце омывало его лицо тусклым светом — так иногда светятся покойники в гробах. Для начала я заметил, что он, как и доктор, выбрит и подстрижен. Его лицо округлилось, и из-за этого глаза казались меньше и смотрелись более пропорционально. Разумеется, он все еще был страшно худым. Голова, как казалось, не очень уверенно держалась на тонкой длинной шее.

— А, привет! — мягко окликнул он, приглашая мне подойти поближе жестом руки с наманикюренным ногтями. — Ты, должно быть, Пеллиноров Уилл Генри! Думаю, нас надлежащим образом не представили друг другу.

Его рука была холодна как лед, но пожатие было крепким.

— Я Джон, — сказал он. — Я очень рад познакомиться с тобой, Уилл, и я счастлив, что ты в добром здравий. Пеллинор говорил мне, что тебе нездоровится.

— Да, сэр, — ответил я.

— А теперь тебе гораздо лучше.

— Да, сэр.

— Рад это слышать! — Его глаза утратили Желтизну. Когда я последний раз смотрел в эти глаза, они горели золотым огнем.

— Ты выглядишь точно как он, — мягко сказал Чанлер. — Как твой отец. Поразительное сходство.

— Вы знали моего отца? — спросил я.

— О, все знали Джеймса Генри. Он практически ни на шаг не отходил от Уортропа. Ужасная потеря, Уилл. Я тебе сочувствую.

В последовавшем неловком молчании мы смотрели друг на друга через пространство, которое казалось гораздо больше, чем те несколько футов, которые нас разделяли. В нем была какая-то странная пустота и странная плоская манера речи: он говорил как плохой актер, читающий по бумажке, или как человек, зазубривший слова на языке, которого он не знает.

— Уилл Генри, — сказал доктор, — Джон хотел тебя поблагодарить.

— Да! Пеллинор говорит, что ты оказал неоценимые услуги для моего спасения.

— Это был доктор Уортроп, — быстро сказал я. — Он спас вас от Джека Фиддлера и он нес вас, сэр, всю дорогу. Он вас нес многие и многие мили и…

— Уилл Генри, — сказал доктор. Он слегка покачал головой и одними губами беззвучно произнес слово «нет».

— Вот так! Ты действительно сын своего отца, Уильям Джеймс Генри! Всегда рад быть к его услугам, всегда считаешь за честь находиться в его августейшей компании, и так далее, и так далее. — Он повернулся к моему хозяину. — Какое волшебство ты практикуешь на своих подчиненных, Пеллинор? Почему они не видят в тебе того, кто ты есть на самом деле: старого брюзжащего ретрограда?

— Может, это как-то связано с тем обстоятельством, что моя компания действительно августейшая.

Чанлер рассмеялся, и при этом глубоко в груди у него что-то задребезжало. В результате на подбородок набежала слюна, которую он вытер тыльной стороной ладони.

— Вот в чем была моя главная ошибка, — сказал он. — Мне надо было взять в экспедицию тебя, Пеллинор.

— Я бы отказался.

— И даже в память о прошлом?

— Нет, Джон.

— Знаешь, это неважно, что я потерпел неудачу. Старик все равно не отступится.

— Я готов иметь дело с фон Хельрунгом.

— А знаешь, кто всему виной? Этот чертов ирландец Стокли.