Историю трудно понять из-за наслоений чепухи, но, даже сомневаясь в «истории», вполне разумно считать, что время от времени энергия целого поколения выливается восхитительной яркой вспышкой, причины которой не понятны для очевидцев, да и задним числом никакие причины толком не объясняют, что именно там произошло.

Воспоминания о том времени сосредоточены у меня на одной – а может, пяти, а может, пятидесяти – ночах. А может, это было уже раннее утро, когда я, очумелый, выходил из «Филмора», но не шел домой, а гнал на «Лайтнинг 650» по мосту Бей-бридж со скоростью сто миль в час. И были на мне только шорты «Л.Л. Бин» и ковбойка «Бьют», но я с ревом летел по туннелю Острова сокровищ к огням Окленда, Беркли и Ричмонда, не зная даже, где сверну, когда выйду на том конце (и вечно глох у шлагбаума, слишком обдолбанный, чтобы найти нейтральную передачу, пока ищу мелочь). И уверенность, прекрасная уверенность: куда бы я ни поехал, я попаду в такое место, где люди будут под таким же кайфом, как и я сам.

Безумие ждало в любом направлении, в любой час. Если не по ту сторону залива, то у Золотых Ворот или на 101-й, на Лос-Альтос или на Ла-Хонде. Отрывались повсюду. И всеобщее фантастическое ощущение, мол, что бы ты ни делал, это самое оно и мы побеждаем…

В этом, наверное, и была фишка – в сознании неизбежной победы над силами Старых и Злых. Ни в плане подлости или войны – такое нам было не нужно. Рано или поздно наша энергия просто возьмет верх. Нет смысла сражаться – ни нашей стороне, ни на их. Мы оседлали момент, неслись на гребне высокой и прекрасной волны…

А теперь, всего пять лет спустя, можно подняться на крутой холм в Лас-Вегасе и посмотреть на Запад, и если у тебя со зрением порядок, почти различишь уровень половодья – точку, где волна наконец разбилась и откатилась назад.

«Страх и отвращение в Лас-Вегасе», Нью-Йорк,

Random House, 1972

Книга началась с заметки на двести пятьдесят слов для Sports Illustrated. Я тогда в Лос-Анджелесе вел очень напряженное и депрессивное расследование якобы случайного убийства журналиста по имени Рубен Салазар, помощниками шерифа округа Лос-Анджелес, и уже через неделю превратился в комок нервов и бессонной паранойи (решив, что следующим могу стать я сам). Мне требовался предлог, чтобы убраться подальше от разъяренной воронки той статьи и постараться понять, что в ней к чему, нужно было место, где бы у меня не трясли все время под носом разделочными ножами.

Моим главным источником информации по этой статье был бесславный адвокат-чикано Оскар Акоста – старый друг, на которого тогда сильно давили его сверхвоинственные активисты, возмущаясь, что он вообще разговаривает с журналистом гринго-габачо. Давление было настолько серьезным, что я обнаружил, что не могу поговорить с Оскаром наедине. Нас вечно окружали крутые уличные бойцы, которые с удовольствием давали мне знать, что без особого предлога порубят меня на гамбургеры.

Над очень взрывоопасной и очень сложной статьей так работать не годится. Поэтому однажды я заманил Оскара в арендованную машину и повез его в отель «Беверли-Хиллс», подальше от телохранителей и прочих, и признался, что от давления мне немного не по себе: словно я все время на сцене или посреди восстания в тюрьме. Он со мной согласился, но его роль лидера латиноамериканской общины не позволяла ему на людях дружить с габачо.

Это я понял и вдруг вспомнил, как другой мой старый приятель, теперь работающий на Sports Illustrated, спрашивал, не хочу ли я смотаться на уик-энд в Вегас за счет редакции и написать несколько слов о мотогонке. Я счел, что это недурной предлог свалить на несколько дней из Лос-Анджелеса, а если возьму с собой Оскара, это даст нам еще и возможность поговорить и разобраться в грязных фактах вокруг смерти Салазара.

Позвонив в Sports Illustrated из внутреннего дворика «Поло-Лондж», я сказал, что готов взяться за «мотогонку». Редакция дала добро. С этого момента нет смысла вдаваться в детали, потому что все они в книге.

Более или менее… В этом уточнении – суть того, что я без особой на то причины решил называть «гонзо-журналистикой». Это стиль, основанный на идее Уильяма Фолкнера, дескать, в хорошей литературе истины всегда больше, чем в самой лучшей журналистике, – и самые лучшие журналисты всегда это знали.

Я не утверждаю, что Литература обязательно «более истинна», чем Журналистика, или наоборот, но и «беллетристика», и «журналистика» – вымышленные категории и в лучших своих проявлениях ведут к одной и той же цели, пусть и различными путями. Кажется, я чересчур круто загнул, поэтому, наверное, надо объяснить, что «Страх и отвращение в Лас-Вегасе» – провалившийся эксперимент в области гонзо-журналистики. План у меня был таков: купить толстый блокнот и записывать события, пока они происходят, а после отослать блокнот издателю – без редактуры. Мне казалось, глаз и ум журналиста сработают тогда как камера. В процессе написания текста избирательность и интерпретации, конечно, неизбежны, но как только образ запечатлен, слова пересмотру не подлежат – в точности, как фотография Картье-Брессона, которая (по его утверждению) есть полнокадровый негатив. Никаких поправок в темной комнате, никаких обрезаний или кадрирования… никаких исправлений и редактуры.

На практике это непросто, и в конечном итоге я поймал себя на том, что втискиваю в вымученную рамочную конструкцию то, что началось как честный/свихнутый репортаж. Для истинной гонзо-статьи требуется талант великого журналиста, глаз художника/фотографа и апломб актера. Потому что пишущий должен участвовать в сцене, которую как раз описывает, или хотя бы снимает, или зарисовывает. Или все три разом. Самым близким аналогом к идеалу, вероятно, был бы режиссер-продюсер фильма, который сам себе сценарист, сам себе оператор, да еще умудряется снимать самого себя в главной или второстепенной роли.

Американская пресса пока к такому не готова. Rolling Stone, вероятно, был единственным в США журналом, где я мог бы опубликовать книгу про Вегас. Я отослал в Sports Illustrated две тысячи пятьсот слов – вместо заказанных двухсот пятидесяти, – и мой материал безоговорочно зарубили. Отказались даже оплатить минимальные расходы.

Ну и к черту. Я как будто отклоняюсь от темы, а именно -«Страх и отвращение» получилась не такой, как я рассчитывал. Я начал писать ее в неделю тяжких ночей за пишмашкой в «Рамада Инн», в местечке под названием Аркадия, в Калифорнии – на трассе из Пасадены и прямо напротив ипподрома Санта-Анита. Я провел там первую неделю Весенних скачек, и отель был забит самыми странными типами, я даже не вполне верил, что такие существуют.

Лошадники, тренеры, владельцы ранчо, жокеи и их женщины. Я потерялся в этом рое, спал почти целыми днями, а по ночам писал статью о Салазаре. Но каждую ночь ближе к рассвету я бросал Салазара и час-другой проводил давая себе охолонуть, мыслям распутаться, а пальцам бегать по клавишам большой черной «селэктрик». Набрасывал заметки о дикой поездке в Лас-Вегас. Статья о Салазаре вышила недурная – масса серьезных рассуждений о том, кто лжет, а кто нет, и Оскар наконец расслабился настолько, что заговорил открыто. Когда ты летишь через пустыню на скорости ПО миль в час в большом красном автомобиле с откидным верхом, нечего опасаться, что тебя подслушают, да и жучки, пожалуй, не сработают.