– Может, вы все-таки разрешите мне закончить историю?

– Что ж, продолжайте, – милостиво разрешила Эмма.

– Итак, мне было два года.

– Вы это уже говорили.

– И тетка подарила мне на Рождество мягкую игрушку – собачку. Я не выпускал ее из рук ни на минуту и постоянно играл с ней, так что набивка в конце концов выпала из нее и сердце мое было разбито.

Эмма представила маленького темноволосого мальчика, рыдающего по поводу кончины любимой игрушки, и решила, что это было очаровательное зрелище.

– Так что же случилось потом? – спросила она.

– Мать сжалилась надо мной и заново набила игрушку тряпьем, использовав в качестве материала старые чулки, после чего мы жили долго и счастливо, – сказал Алекс, улыбаясь одним уголком рта. – Я продолжал злоупотреблять терпением бедного маленького зверька, и он снова развалился, причем на этот раз мать не смогла его починить.

– И?

– И вот именно тут история приобретает трагический характер. Не в силах перенести разлуки с Гогги, я решил, что раз со мной больше нет моей собачки, то, чем она была набита, вполне может ее заменить. – На мгновение Алекс прервал рассказ и провел рукой по волосам. – Вы ведь помните, что мать постаралась починить собаку и набила ее старыми чулками, – проговорил он лениво. – Поэтому несколько месяцев я бродил по залам Уэстонберта и повсюду таскал с собой дамские чулки.

Эмма от души расхохоталась:

– Не пойму, что здесь трагического.

Алекс серьезно посмотрел на нее:

– Неужели вы не понимаете, какую репутацию я приобрел среди слуг?

– О, можете поверить, мне все известно о вашей репутации, – решительно ответила Эмма.

Алекс явно старался сохранить серьезность.

– Не сомневаюсь. Теперь вы видите: я поделился с вами самой мрачной своей тайной. Как вы полагаете, что обо мне подумают, если все станет известно? Герцог Эшборн провел годы своего возмужания, таская за собой дамские чулки!

– Бросьте! Дело вовсе не в чулках, – ответила Эмма после короткой паузы. – И вообще я нахожу в этом глубокий смысл. Случившееся наложило отпечаток на вашу дальнейшую жизнь, и теперь у вас и впрямь возник интерес к дамским чулкам.

– Что вы хотите этим сказать?

– Право же, Алекс. – Эмма нахмурилась. – Все знают, что у вас репутация дамского угодника. Меня об этом предупреждали не один раз.

– Хотел бы я, чтобы кто-нибудь предупредил меня на ваш счет. – Герцог вздохнул.

– Что вы хотите этим сказать? – Эмма негодующе посмотрела на него.

– Всего лишь то, что мне пора вас поцеловать.

– Меня? – Эмма почувствовала, что ее спокойствие куда-то улетучивается.

Алекс продолжал пристально смотреть на нее. Ярко-рыжие волосы Эммы разметал ветер, и теперь они в очаровательном беспорядке обрамляли лицо. Фиалковые глаза широко раскрылись и ослепительно сияли, пока он приближал к ней свое лицо.

– Я просто должен вас поцеловать, понимаете? – сказал он внезапно охрипшим голосом.

Эмма нервно облизнула губы. Она едва понимала его слова и вся была охвачена огнем, сжигавшим ее тело. Теперь ей окончательно стало ясно, что только стихийное бедствие может помешать их поцелую, и она с трепетом ждала, когда его губы коснутся ее губ.

Соприкосновение губ было легким, но оно будто парализовало Эмму и лишило ее способности дышать.

Она посмотрела на Алекса так, будто видела его впервые.

– Ах, Эмма! – Алекс осторожно дотронулся до ее подбородка и посмотрел на нее с такой нежностью, что Эмме показалось, будто единственное, чего ей хочется, – это зарыться в его тепло и растаять в его объятиях. Она небезразлична ему, он страстно желает ее – что могло быть прекраснее! И Бог ей судья, она так же страстно желает его.

Долгие месяцы Эмма пыталась себя убедить, что не видит ничего особенного в новых чувствах, которые пробудил в ней Алекс, но теперь пора было проявить честность и признаться себе, что она тоже нуждается в его поцелуе.

Алекс медленно повернул голову и поцеловал ее ладонь.

– В чем дело, дорогая?

– Боюсь, у меня в этом… не очень опыт, – пробормотала Эмма. – Я тоже хочу тебя поцеловать, хочу даже больше, чем когда-либо хотела чего-либо в жизни. Но я не знаю, когда следует остановиться. Прошу тебя, дай мне слово джентльмена, что остановишься прежде, чем мы совершим что-нибудь непоправимое.

В этот момент Алекс чувствовал, что может заняться с Эммой любовью прямо здесь, на этом самом пледе, и что она не станет мешать ему. Но он также понимал, что ее ум и тело не в ладу и сознание против того, чего хочет тело. Вряд ли бы ему удалось в последующем жить в мире с самим собой, если бы он злоупотребил ее доверием.

– Даю слово, – ответил он твердо.

– О Алекс!

Когда он снова наклонился к ней, руки Эммы застенчиво обвились вокруг его шеи.

– Если бы ты только знала, как давно я ждал этого! – Губы Алекса прижались к ее лицу и осыпали его поцелуями. Потом он осторожно уложил Эмму на спину, а она запустила пальцы в его густые волосы и с отчаянной силой потянула к себе. Что-то в глубине ее существа, казалось, знало, что это тот самый человек, к которому она хочет быть как можно ближе. Эмма прижалась к Алексу так тесно, что почти слилась с его сильным телом.

От этого невинного движения искра, тлевшая в груди Алекса в течение долгих месяцев, превратилась в пламя небывалой силы.

– О Господи, – услышала Эмма его стон, – ты хоть понимаешь, что делаешь со мной?

– Что-нибудь не так? – спросила она, обеспокоенная тем, что, возможно, ее поспешность могла быть ему неприятна.

Алекс склонился и поцеловал ее.

– Нет-нет, дорогая, все в порядке. – Его до глубины души тронуло, что для нее так важно доставить ему удовольствие. – Ты обладаешь естественной способностью к такого рода вещам.

Алекс пытался обуздать себя, он хотел сдержать обещание, но вслух не произнес ни слова, опасаясь нарушить чары, подчинившие себе их обоих в этом уединенном уголке.

Эмма вспыхнула.

– Я хочу… – чуть не задохнулась она, потому что в это время рука Алекса принялась ласкать ее грудь. Жар этого прикосновения был настолько обжигающим, что, казалось, мог прожечь ткань амазонки.

Алекс довольно улыбнулся:

– Тебе нравится, дорогая?

Он почувствовал, как, отвердев, ее сосок стал похож на маленький бутон, проросший сквозь ткань ее платья. Сжав нежную плоть, Алекс увидел по лицу Эммы, что она испытывает истинное наслаждение. Мысленно он проклял ряд крошечных пуговичек на ее платье, препятствовавших ему спустить его ниже, чтобы увидеть эту прекрасную грудь и темный сосок, столь опьянивший его; однако эта помеха была отнюдь не лишней, если принять во внимание его обещание, данное несколькими минутами раньше.