Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дерево говорит, что предупреждало её, что в стволе у него расщелина, но Светлина шла, глубоко погрузившись в свою тревогу, и предупреждения не услышала.
И бедная лосиха опять заплакала тихими горькими слезами.
– Ты постой, не реви! – грубовато сказала Луша.
А Ивушкин тут же ей напомнил:
– Луш, не вздумай ругаться. Не прибавляй Ноте работы!
Луша ругаться не стала.
– Действовать надо, а не плакать, – только и сказала она.
– Я не могу подняться! – в отчаянии воскликнула Светлина. – У меня сломана нога. – И она опять, хоть и побаивалась Лушу, заплакала.
– Ивушкин, помнишь, когда Буян ногу сломал, что тогда делали?
Ивушкин отлично помнил. Бык Буян, своенравный и взбалмошный, как-то, отбившись от стада, зачем-то помчался к забору, которым был огорожен домик правления, и попал передней ногой между штакетинами. Ой, что было! Буян рухнул на землю и ревел, как пароход! Никто не решался к нему подойти, пока шофёр Кирюша не сгонял на «газике» за ветеринаром Иваном Карловичем и тот не побоялся подойти к Буяну и сделал ему какой-то укол.
А что же было потом-то? Ах да! Потом взяли дощечки – называли их лубки – и приложили к ноге и прибинтовали.
– Так и мы сделаем, – скомандовала Луша.
Но легко было командовать. Во-первых, неизвестно, как и из чего делать лубки, – досок никаких рядом не было, а деревья тут были говорящие и совсем как люди. Как же ты от них будешь ветки отламывать? А потом – бинтовать-то чем?
Но всё оказалось достижимым. Дерево с расщелиной само сбросило несколько крепких веток. Правда, с бинтами дело обстояло хуже. Пришлось Ивушкину снять рубашку, скинуть маечку и с великим трудом изорвать её на бинты. Майка была новенькая, трикотаж хорошего качества, он никак не хотел рваться. Вот если б ножницы! Но ножниц, естественно, неоткуда было взять.
Луша помогала, придерживала палочки, Ивушкин бинтовал больную ногу Светлины. Повязка получилась ничего себе, вполне грамотная, Иван Карлович наверняка бы Ивушкина похвалил. Светлина со стоном поднялась. Ступать ей было очень больно.
– Ивушкин, ничего не поделаешь, – сказала Луша.
Ивушкин понял её и без слов. «Ничего не поделаешь» обозначало, что, несмотря на чёрную птицу Гагану, и страшный бездонный овраг, и прочие опасности, придётся идти самим разыскивать этого маленького самонадеянного лосёнка, по имени Люсик, потому что убитая горем мать едва может ковылять, и хорошо, если доковыляет до своего дома на еловой опушке.
– Луш, ничего не поделаешь, – подтвердил Ивушкин. – Слушай, Светлина, а дом твой далеко?
– Нет. Здесь – за большими елями, на опушке.
– Сама дойдёшь?
– А как же Люсик?
– Да пойдём мы с Ивушкиным искать твоего Люсика. Куда ж денешься!
– Спасибо, спасибо вам, нездешние, тикающие гости, – сказала Светлина и чуть было снова не заплакала. – Только разве вы не боитесь?
Луша увидела слёзы в её глазах и постаралась ответить помягче:
– Ну а если и боимся, так что? Я же сказала, мы пойдём и найдём его.
– Нет… – вздохнула Светлина. – Если боитесь, то не найдёте.
– Как же это так? – спросил Ивушкин.
– Потому что мост через овраг виден только тому, кто бесстрашен. Тому, кто боится, мост не показывается, и тогда овраг перейти нельзя. Он – бездонный. А за оврагом ведь ещё через тёмное поле надо пройти. Над ним нет ни луны, ни солнца. Там кромешная тьма.
– Ладно, – сказал Ивушкин. – Мы не испугаемся. И значит, мост мы увидим. А с тёмным полем как быть? Фонарей там, уж наверное, нету?
– Я не знаю, что такое фонари.
– Ну, ночью лампы такие большие зажигают на улицах.
– Я не знаю, что такое ночь.
– Ну когда солнце уходит и светят луна и звёзды.
– Так не бывает, – сказала Светлина.
– Долго объяснять. Лучше скажи, как нам в темноте дорогу искать? – спросила Луша всё ещё раздражённо.
– Если ты будешь на меня сердиться, то дорогу через поле вам не найти.
– Да почему же?
– Поле надо переходить со светлым чувством. Тогда и дорогу будет видно. А если нет, тогда недобрые болотные огоньки, слуги Гаганы, завлекут вас в трясину.
– Ладно. Я уже не сержусь, – сказала Луша. – Только не плачь ты так жалобно. Найдётся твой Люсик.
– Обязательно найдётся, – сказал Ивушкин, надевая свою ковбоечку на голое тело. – Иди домой. И жди. А мы пошли…
И вдруг Ивушкин осекся. А куда – пошли? Где этот овраг?
– Дорогу-то нам кто укажет? Куст жимолости? – спросил он.
– Ой нет! – забеспокоилась Светлина. – Куст жимолости растёт совсем в другой стороне!
Луша и Ивушкин переглянулись. Значит, им придётся пока оставить свои поиски и отложить встречу с сестрой Летницей! Ну, ничего не поделаешь: чужая беда – она ведь тоже беда. И значит, надо в этой беде помогать и о своей пока что не думать.
– Вы идите здесь, через еловый подлесок. От большого красного мухомора сверните влево, а там отсчитайте три моховые кочки. И если не раздумаете, то как раз и окажетесь возле оврага. А если не решитесь, тогда вы к нему не выйдете.
– Как тут всё чудно устроено, да, Луш? – заметил Ивушкин.
– Чудней уж и некуда, Ивушкин, – отозвалась Луша. – Но всё равно – надо идти.
И они двинулись по тому пути, который указала Светлина. Решимость их по дороге, конечно, нисколько не ослабла, и вскоре они оказались на краю глубоченного оврага. Был ли он на самом деле бездонным? Да похоже на то, кто его там знает. Склон его уходил вниз, вниз, вниз, и глядеть туда было жутко, и перед глазами всё начинало как-то противненько плыть и кружиться.
По склону росли кусты. Ветки их были усеяны колючками и мелкими жёлтенькими цветочками, которые издавали довольно неприятный запах.
Они стали внимательно приглядываться. Никакого моста решительно нигде не было видно. С противоположной стороны скатился небольшой камешек и полетел, точно в пропасть. Смотреть на это было жутко.
Что ж это такое? Неужели они так и не наберутся храбрости? Не увидят таинственный мост, о котором говорила Светлина? Не найдут попавшего в беду лосёнка Люсика?
Нет, нет! Всё это им в конце концов удалось. Но не сразу. Совсем даже не сразу. Потому что дальше было так.
Глава шестая.
Развигор
– Ивушкин, ты не трусишь? – спросила Луша.
– Когда это я трусил? – обиделся Ивушкин.
И напрасно обиделся. Потому что в этот раз ему было страшно.
– Похоже, и правда у этого оврага дна нет, – заметила Луша.