Лукреция с кривой улыбкой поглядела сперва на меня, а потом на мечницу.

— Они обучены тонким искусствам и словесности. Умеют играть на мандолине и лютне, поддерживать беседу по умным вопросам, вышивать шёлком и золотом. А ещё в постельных утехах способны.

— Тоже мне гейши, — буркнул я.

— Я не знаю, кто такие гьеши, — исковеркала слово Лукреция, — но они очень хороши. По образованию превосходят многих дворян.

— Ничего не хороши, — встряла в разговор Катарина. — Юрий лучше! Он и знает много, и готовит прекрасно, и читает, и пишет, и вышивает, и… и… — она забегала глазами перед собой, в поисках эпитетов. — И, вообще, он яси! Даже в мушкетах и пистолях понимает.

После услышанного, я с удивлённым взглядом посмотрел на храмовницу. Та сделала быстрый вздох, поглядела на меня в ответ и прошептала:

— Ты же умеешь готовить и вышивать?

Я застыл с открытым ртом. Зло испарилось. Осталось недоумение. А ещё не хотелось ломать надежды своей девушки.

Вздохнув, я мысленно уже начал перебирать файлы с рецептами и курсами по кройке и шитью. Вот на кой мы сюда попёрлись? Нахрена нам надо было встречаться с этой старой ведьмой именно в борделе? Старуха даже ничем толком не помогла.

— Да-а-а, конечно, умею, — неуверенно протянул я и скривился, начав сам себя мысленно проклинать.

Ну, нахрена я начал поддакивать, будто мне мало непоняток с магией, проклятых мест и разборок с потусторонними занудами?

Вернулись мы в усадьбу к обеду, усталые и злые. Я злой, потому что ничего не достиг, а остальные — потому что я им испортил поездку.

Андрюха опять запропал куда-то, наверное, к садовнице умчался. Лукреция с Мартой ушли к себе в комнату. Урсула тоже испарилась в направлении кухни, и думается не только еду искать будет. Катарина же села под окном и прислонилась к стене затылком.

Стоило мне плюхнуться на кровать, как в дверь постучали, не предвещая ничего хорошего. Так и оказалось: в проходе оказался молодой слуга, протянувший мне записку.

— Её сиятельство приказало доставить, — произнёс он вроде и громко, и чётко, но в то же время в нос и вытягивая слова, отчего получалось немного похоже на французский. Это такой модный ныне стиль для столичных мужчин.

Я со вздохом взял записку и снова поглядел на юнца. На языке вращались не только нецензурные словечки, но ещё и мускулативы. По аналогии с феминитивами они отражают принадлежность мужчин к роду деятельности, но если в русском языке с парами типа принц-принцесса всё ясно, то как быть, ежели мужчина занимается исконно женскими занятиями. Как его обозвать? Не прачка, а пра́чник. Не швея, а швее́ц или швею́н. Да и простые пары горничная-горничный немного клинят мозг.

В общем, это юный горчичник дождался, когда я его отпущу, и быстро-быстро убежал в направлении лестницы.

Глянув на сидящую с закрытыми глазами храмовницу, я развернул листок, а там немного корявым почерком Клэр гласило:

«Спаси миня. Я ни хачу опять сидеть пуголом для случки. Преехал граф да Мур».

Я снова вздохнул и направился в сторону большого обеденного зала, где и располагалась сейчас графиня. Понятия не имею, как её выручать, но раз просит, то надо. Спустившись по каменной лестнице с резными перилами, я прошёл мимо клетки с грифоном и скользнул в боковой вход, сразу же оказавшись в зале. Был бы я на месте начальника стражи, высек бы спящую стоя стражницу, караулящую важную персону. Отвыкли они здесь от порядков. Стоит дылда расфуфыренная, на алебарду оперлась, слюни изо рта текут. Но именно сейчас мне это на руку, лишних вопросов и шуршаний за спиной не будет.

Зал встретил меня тихой музыкой усталого музыканта. Тот уже еле-еле бренчал по струнам. На большом столе сейчас имелось только блюдо с фруктами, поднос с традиционной печёной порчеттой, супница с похлёбкой и кувшин с вином. Даже не кувшин, а высокий серебряный чайник с длинным носиком, из которого разливали домашнее розовое по золочёным кубкам. Рядом с Клэр сидел и рассказывал историю своей семьи мужичок в розовых одеждах, словно принцесса из мультиков Диснея. Большой белый бант на шее делал его похожим на болонку.

За спиной у Клэр стояла с парадной алебардой и в парадных доспехах дочка Урсулы. В глазах Глории читалось, что в гробу она видала такое приключение. Я её понимал. Изображать из себя декорацию при чаепитии — то ещё довольствие. Хуже только свечку держать у постели господ, когда те трахаются. Ни уйти, ни поучаствовать. А этот кусок розовости ещё и нуден, как заевшая пластинка со старой сказкой.

— Наш ро-о-од ухо-о-од корнями к само-о-ой короле-е-еве, — тянул меж тем слова гость. — Мы не столь бога-а-аты, как хотелось бы, но нам откры-ы-ыты все двери в короле-е-е-евском дворце-е-е-е. Моя тё-ё-ётя служит королевской соба-а-ачницей.

— Да, господин да Мур, — вымученно ответила Клэр, избегая называть гостя по имени. При виде меня она воспряла и выпрямилась в кресле. В глазах загорелся огонёк надежды на спасение. Точно такое же выражение читалось и у Глории.

За взглядом хозяйки приёма проследил и граф, который смерил меня взором с ног до головы, остановившись на гербе, а потом презрительно скривился. Кто такой эсквайр по сравнению с целым графом. Так, чуть лучше черни, но всё равно не стоит и грязи из-под ногтя его сиятельства.

Я выждал пару секунд, а затем сделал глубокий поклон, словно образцовый дворецкий, и обратился к юной графине, нарочно усиливая русский акцент.

— Ваше сиятельство, занятия.

— Да? — изумилась Клэр, а потом сообразила, что я лишь пытаюсь её умыкнуть. Девушка изобразила на лице наигранное сожаление и повернулась к гостю: — Прошу простить, но дела. Тайны халумари сами себя не откроют.

— Может, позволите с ва-а-ами? — протянул граф. Наверняка вдовствующий, так как дуэли между графинями были делом частым, да и войны постоянно случались.

— Нет, господин да Мур. Вы простите, но это очень секретно.

Я улыбнулся. Даже если и покажу графу десятичную систему счисления, он всё равно не поймёт, у него же мозг заточен на балы и приёмы, а не для наук.

— Вы разбиваете мне се-е-ердце, — протянул этот розовенький графин, натужно вздохнул и потянулся к винограду.

Клэр задрала глаза к потоку, изобразив скорбь, и чинно вышла из-за стола. А когда мы проскочили мимо спящей стражницы, звонко расхохоталась и помчалась через внутренний дворик прямиком к моей комнате, радуясь свободе.

Я ухмыльнулся, качнул головой и пошёл следом. Но вот дойти до апартаментов не получилось. Из-за угла я услышал крики, принадлежащие Урсуле.

— Мама? — тиха переспросила Глория.

Мы с графиней и её телохранительницей переглянулись. Клэр быстро спустилась по лестнице. Была бы возможность, вообще бы скатилась по перилам, как школьница-хулиганка. А затем мы дружно обогнули внутреннюю колоннаду первого этажа и заглянули за угол. Там разворачивалось интересное действо.