Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сперва хихиканье, потом — короткий прерывистый смех. Моджо нервно улыбнулся, продемонстрировав отсутствие зуба, сделал шаг в сторону и резко, будто хорек, шмыгнул за дверь. Она закрылась, заиграла новая пластинка, разговоры возобновились с прежней громкостью. И тем не менее Гноссос расслышал звук, смысл которого невозможно было не понять: надежное, основательное звяканье задвижки.
Он обернулся сказать что-то Хеффу, но тот с ужасом таращился на кирпичную стену. Гноссос взглянул туда же и почуствовал, как по вязким жидкостям его внутренностей злобной рыбой поплыл комок обжигающего холода. Фриз на стене не был фризом.
То была мартышка-паук.
— Пруст. — Рядом материализовался Хип.
Гноссос и Хефф чуть не подпрыгнули при этом звуке.
— Что?
— Имя, ребята. Так зовут обезьяну.
— Пруст? — переспросил Хефф.
— Он астматик, бесится, когда к нему лезут. И пузырь слабый. Близко не подходите.
Ни в коем случае, радость моя, проскочила мысль, и Гноссос хватается за собственный пах, чтобы не впустить туда порчу из преисподней.
— Мы его заводим, — зашептал Хип, цапая воздух во вчерашнем ритме. — Но медленно и не сразу. Он очень хороший, дядя, только смесь его уже не берет. Подсел на лизергиновое говно, врубаетесь, да? Если перемешать с банановым пюре, в жизни не просечешь. На завтрак жрет герыч с «Киксой», так сказать. Но нюхать не может, бронхи слабые. На следующей неделе мы его подсадим на иглу. — И наклонившись поближе, шепчет совсем тихо, — Вот будет приход, скажу я вам. — Стеклянный глаз смотрит прямо сквозь голову Гноссоса.
— И как ему, катит? — серьезно спросил Хефф, не сводя глаз с Хипа, которого видел впервые в жизни.
— Немножко дряни покатит всем, — ответил подросток, веко над здоровым глазом подвигалось, а пальцы для пущей выразительности защелкали еще громче.
— Особенно Прусту, дядя.
Гноссос в последний раз сдавил рукой мошонку — космическая страховка. Отошел от стены, чтобы увеличить дистанцию между собой и мартышкой, и по-идиотски улыбнулся одной из вампириц — та с интересом смотрела на его теребившую яйца ладонь. Гноссос быстро сунул руку в карман и внимательно оглядел стены и тени, проверяя, нет ли там еще каких мандрилов. Никогда не знаешь наверняка, разве не так?
В темном углу на двух тюфяках ничком лежала Джек. Гноссос перевел взгляд на Хеффа —проверить, видит ли он ее, — но тот не отрывал глаз от Хипа, силясь понять, что это такое. Джек явно была не в себе: глаза стеклянные, в пальцах дымится тонкий, как спичка, косяк. Одета в вареные «ливайсы», желтую оксфордскую рубашку, на ногах мокасины. Стрижка Жанны д'Арк спуталась, а свободная рука небрежно заброшена на бедро другой девушки.
То была девушка в зеленых гольфах.
— Пруст, — подхватила Джек вслед за Хипом, который только что вновь прошептал это имя. И хихикнула. Это ж надо так удолбаться, старик, просто фабрика эйфории. В ушах фильтры, звуки сдвигают смысл слов, те обретают прекрасный вкус, катятся, проваливаются в евстахиеву трубу, ударяются о зев, какое сладкое звучание.
Но девушка в зеленых гольфах.
Берегись мартышки-демона, возникла вдруг непрошеная мысль.
— Ппппррруст, — повторила Джек, выталкивая изо рта все эти «п», пряча хохоток в грудной клетке так, чтобы он входил в резонанс с ее телом. Свингуй, солнышко, только ты сейчас знаешь правду.
— П-п-п-пруууууууууууууууууууусс… т.
Мартышка-паук висел вверх ногами, зацепившись хвостом за торчавший из кирпича железный прут, игрался сам с собой, вращал глазами и выгибал толстую верхнюю губу к самому носу.
Как выяснилось, девушка в зеленых гольфах тоже успела его рассмотреть. Она легонько стиснула рукой горло, словно загораживаясь от зубов или бритвы. Но когда мартышка-паук, отвернувшись от них, свернулся невинным калачиком, девушка спокойно и мягко уронила руку между колен. Жест танцовщицы.
Она взглянула прямо на Гноссоса и сказала:
— Он действует на тебя точно так же, я вижу. Это дьявол, правда.
Он кивнул, не сводя глаз. Да уж, точно не херувим.
Джек в последний раз затянулась чинариком и аккуратно положила его на закрытую «Красную Шапочку», пальцы остались гулять по бедру девушки. Отсутствующий взгляд, в движениях ни намека на секс, рука ощупывает только ткань, будто само прикосновение — что-то отдельное. Из огромного динамика несется рага, народ пытается под нее танцевать, все так же трутся друг о друга, но Джек слушает только таблу:
дум … бадуум … дууооум … бум-доуюм-дуум … сзсзсзсзиииинннг.
— Ммммм, — мычит она; забыв про чужое бедро, лупит в такт музыке по тюфяку.
Обрадовавшись, что перестала быть объектом внимания, девушка в зеленых гольфах поднялась, оглянулась разок на выбивающие дробь пальцы Джек и подошла поближе — вот так запросто.
— Эй, что с Джек? — воскликнул Хефф, оказавшись неожиданно между ними, руки в карманах.
— Похоже, укурилась.
— Ой, бля, Папс, за каким чертом?
— Ты меня спрашиваешь, старик? Сам должен знать.
— Она не нарочно, — сказала девушка, и стакан с белым вином переместился к ее губам. — Она тебя не дождалась.
— Вот видишь? Черт возьми, что я тебе говорил? Надо было стопить машину.
Смотрит на меня поверх бокала. Неужели?
— Эй, Джек, — окликнул Хефф, проводя пальцем по ее бровям. — Джеки, малышка?
— Ооооо, — был ответ.
— Красивая. — Рядом опять материализовался Хип в сопровождении вампирши с египетскими глазами. — Оставь ее.
Поигравшись с молнией на мокрой парке Гноссоса, вампирица поинтересовалась:
— Ты кто?
— Рави Шанкар, — ответил он.
— Эй? — Перепачканный указательный палец Хипа ткнулся в плечо девушки в зеленых гольфах. — Тебе хочется потанцевать, так, может, покувыркаемся?
Пока Хип говорил, она смотрела на Гноссоса, потом безразлично сказала:
— Нет.
— Я секу в иностранном, — сообщила вампирица. — Чье это имя? Рави? Так экзотично.
— Армянское, — ответила девушка.
— Я Рави спрашиваю, — огрызнулась вампирица.
— Оооооооооо, — произнесла Джек, приходя в себя и глядя в обалдевшее лицо Хеффа. Хихикнула, и, откинув назад голову, потянула Хеффа так, что тот повалился прямо на нее.
— Тащится, дядя, — сказал Хип, имея в виду Джек; моментально забыв о девушке он теперь барабанил Хеффа пальцами по спине. — Может схилять хотите, где потише?
— Давай танцевать, — предложила вампирица, теребя воротник Гноссоса.
— А может, и покувыркаемся.
— Послушай… — начал он.