На западе, в Переносном квартале, ютились бедняки – жилье здесь было бесплатным, однако приходилось мириться с постоянными штормами и бурями; ветер и волны, неустанно обрушиваясь на берег, крушили и ломали все на своем пути. Немногим лучше жилось и обитателям восточной оконечности архипелага – там, на полуострове Истрия, сгрудились домишки простых ремесленников и хижины работников, гнувших спину в многоярусных садах полуострова Землеробов, где на алхимически удобренных полях выращивали великолепные цветы, фрукты и овощи для богачей.

Единственное кладбище Тал-Веррара, издревле именуемое Курганом душ, занимало почти весь остров в восточной оконечности города-архипелага, напротив полуострова Землеробов. На всех шести ярусах Кургана теснились могильные плиты, памятники, усыпальницы, склепы и роскошные мавзолеи, похожие на дворцы. Как при жизни, так и после смерти веррарцы подчинялись строгим сословным разграничениям: чем знатнее и богаче покойник, тем выше ярусом его хоронили, – по сути, Курган душ являлся жутким зеркальным отражением Золотой Лестницы на противоположном берегу залива.

Размерами Курган душ не уступал Вел-Вираццо; при кладбище возникла странная община – жрецы и жрицы Азы Гийи, толпы плакальщиц и плакальщиков (их громогласные стенания и трагические вопли были слышны издалека), кладбищенские скульпторы, зодчие и строители мавзолеев. Но самыми необычными обитателями Кургана душ были Неусыпные стражи; в Тал-Верраре кладбищенских грабителей не обрекали на смерть, а заставляли охранять кладбище. Угрюмые охранники в стальных масках и бряцающих железных доспехах денно и нощно обходили Курган душ скорбным дозором; вину свою они искупали лишь поимкой очередного незадачливого вора, который и становился новым Неусыпным стражем, – но такого счастливого случая приходилось ждать долгие годы.

В Тал-Верраре преступникам не грозили ни виселица, ни плаха, ни схватка с кровожадными хищниками – эти кары услаждали взоры обывателей прочих городов. В Тал-Верраре осужденных преступников отправляли – вместе с городскими отбросами – на так называемую Курганную свалку, которая представляла собой провал в сорок футов шириной, зияющий на северной оконечности Кургана душ. Отвесные стены провала уходили в темную толщу Древнего стекла на невероятную глубину; по слухам, Курганная свалка – это бездонная пропасть, и сброшенные в нее преступники не умирают, а пребывают в вечном падении. Именно поэтому те несчастные, которых сталкивали с деревянной планки в пропасть, так умоляли о пощаде.

– Забирай влево! – выкрикнула девушка с носа лодки.

Гребцы слева дружно вытащили весла из воды, а гребцы справа, наоборот, приналегли на весла. Лодка вильнула, выскользнув из-под самого носа грузовой галеры с испуганно мычащими коровами на борту. Какой-то моряк с галеры погрозил девушке кулаком:

– Эй, пигалица, глаза протри!

– Шел бы ты своих коров ублажать, пес шелудивый!

– Не наглей, стерва! Ишь язык-то распустила! Попадись мне только на причале, уж я тебя ублажу! Прошу прощения, господин хороший…

Жан, в бархатном камзоле, развалился в роскошном кресле на корме, как настоящий вельможа; в тусклых солнечных лучах ослепительно сверкало золотое шитье и украшения. Моряк на галере ни в коем случае не желал обидеть или рассердить знатного господина; ругательства, скабрезные шуточки и крепкие словечки звучали повсюду в порту, однако состоятельных путешественников это нисколько не смущало – с ними всегда обращались учтиво, будто они отрешенно парили над водой сами по себе. Жан небрежно помахал рукой.

– Ага, так я тебя и испугалась! Ты что, племенным быком себя возомнил? – звонко выкрикнула девушка, обеими руками изобразив неприличный жест. – А чего тогда коровы так недовольно мычат?

К этому времени лодка уже отошла от галеры на приличное расстояние, и ответа они не услышали. Галера осталась далеко за кормой, а взору Жана предстала юго-западная оконечность острова Искусников.

– За скорость получите по серебряному волану сверх обещанного, – сказал Жан.

Обрадованная девушка и гребцы стремительно повели лодку к причалу острова Искусников. Ярдах в ста слева темнела громада грузовой баржи под флагом неизвестной Жану гильдии, окруженная десятками лодок. Люди из лодок пытались взобраться на борт баржи, а матросы на палубе отчаянно отбивались веслами и поливали нападающих тугой струей воды из судовой помпы. Из порта к барже стремительно направлялась лодка с отрядом стражников.

– Что там происходит? – спросил Жан у девушки.

– Что? Где? А, это перышники бунтуют, ничего особенного.

– Перышники?

– Ну, писари, из гильдии писцов. Баржа-то под флагом гильдии печатников… Наверное, печатный станок везут. Вы сами-то печатный станок видали?

– Видеть не видел, а вот пару месяцев назад впервые о таком услышал.

– Перышники их страсть как не любят. Говорят, печатные станки их заработка лишают. Как пройдет слух, что печатники станок хотят с острова вывезти, так писари на баржу и нападают. Уже штук шесть новехоньких станков на дно отправили… Людей тоже не пожалели. Жуть, да и только.

– Совершенно с вами согласен, – кивнул Жан.

– Одна надежда, что искусники не придумают, чем хороших гребцов заменить. Ну, вот мы и прибыли, сударь. С ветерком пришли, до времени. Вас подождать?

– Да-да, разумеется, – ответил Жан. – С вами на обратном пути развлечения мне обеспечены. Так что подождите, я через час вернусь.

– Премного благодарны, господин де Ферра. Рады услужить.

2

Мастера Великой гильдии искусников обитали не только на этом острове, но именно здесь их обосновалось больше всего; именно здесь на каждом углу располагались их мастерские и клубы; именно здесь никто не жаловался, если на улицах внезапно появлялись странные устройства непонятного назначения, к которым порой было опасно притрагиваться.

Жан, взбираясь по крутым ступеням улицы Бронзового Василиска, миновал лавки свечников, точильщиков и мистиков-флебомантов – предсказателей судьбы по венам на руках – и в конце улицы едва не столкнулся с элегантной дамой в четырехуголке с вуалью. Дама неторопливо выгуливала валькону на толстом кожаном поводке в стальной оплетке. Вальконы – нелетающие бойцовые птицы чуть крупнее гончего пса – передвигались прыжками; бесполезные недоразвитые крылья прилегали к телу, а тяжелый клюв и острые когти не хуже зубов разрывали жертву в клочья. Птицы признавали только хозяина, а всех остальных полагали законной добычей.

– Ах, какая птичка, – умильно забормотал Жан. – Ах, как мы умеем руки-ноги отрывать, никого не пожалеем… Красавица… или красавец, кто ты там есть? В общем, просто прелесть, а не птичка!

Валькона, злобно чирикнув, запрыгала вслед за хозяйкой.

Жан, пыхтя и отдуваясь, начал взбираться по очередной лестнице. Пот катил с него градом – физические нагрузки Жерома де Ферра ограничивались подъемом с кровати и посещением игорного заведения. Жан раздраженно напомнил себе о необходимости больше двигаться и упражняться – пузо росло не по дням, а по часам. Вот он поднялся на сорок футов от причала… на шестьдесят… на восемьдесят… Все выше и выше, на второй, на третий ярус… Наконец Жан добрался до четвертого яруса, на самой вершине острова, где больше всего ощущалось присутствие искусников.