Джоди отвернулась к сушилке и принялась запихивать белье в мусорный мешок. При этом думая: «А ведь надо все складывать».

— Ё, сучка, — сказал дылда.

Джоди посмотрела в глубину прачечной. Единственный выход отсюда — через переднюю дверь, а она за спинами у этой троицы. Джоди повернулась к ним.

— Что это у вас с «Рейдерами»? — улыбнувшись, спросила она. Нёбо ее напряглось — то вылезали клыки.

Троица разделилась, обходя складной столик, — окружить ее. В другой жизни для Джоди бы не было кошмара хуже. Но в нынешней она просто улыбнулась, когда двое схватили ее сзади за руки.

На виске дылды она заметила каплю пота — он приближался с вытянутой рукой, чтобы разорвать на ней блузку. Свою правую она вырвала у его помощника и перехватила запястье дылды, когда капля пота оторвалась от виска. Руку дылде она сломала одним движением — кожу и мышцы ему прорвали кости, а она метнула его головой вперед в стеклянную дверцу сушилки. Из-за своего плеча она за волосы выхватила одного фаната «Рейдеров» и вмазала его лицом в пол, затем вихрем развернулась к последнему и пихнула его спиной на край столика. Позвоночник у него над копчиком хрустнул, и он кубарем покатился к батарее стиральных машин. Капля пота упала на пол рядом с расплющенным лицом второго нападавшего.

Под гул флуоресцентных ламп и стоны парня с перебитой спиной Джоди загрузила остальную стирку в мешок. И подумала: «Пока до дому донесу, там одни складки и морщины останутся. В следующий раз стирать будет Томми».

Подойдя к двери, она провела языком по зубам и с облегчением убедилась, что клыки уползли внутрь. Через плечо Джоди оглянулась на побоище и крикнула:

— «Сорок-блядь-девятники»!

Человек с перебитой спиной лишь простонал ей в ответ.

Первые несколько недель Томми было неуютно жить с мертвым мужиком в морозилке, но через некоторое время мертвый мужик стал просто предметом мебели — заиндевелое лицо к каждому замороженному обеду. Томми назвал его Пири, в честь другого исследователя Арктики.[23]

Днем, когда возвращался с работы и до того, как забраться к Джоди в постель, Томми бродил по студии и беседовал — поначалу сам с собой, а затем, когда привык к этой мысли, — с Пири.

— Знаешь, Пири, — сказал как-то утром Томми, отстучав на машинке две страницы рассказа, — я не очень могу обрести в этом рассказе собственный голос. Когда я пишу о маленькой девочке с фермы где-то в Джорджии, как она босиком идет в школу по проселку, звучит, как Харпер Ли, но стоит заговорить о ее несчастном отце, несправедливо приговоренном к каторжным работам за то, что украл кусок хлеба для семьи, начинается какой-то Марк Твен. Но вот девочка вырастает и становится крестным отцом мафии — и я впадаю в какую-то сиднейщину, коллинзовщину и кранцовщину.[24]Что мне делать?

Пири, надежно упрятанный под крышку, с погашенным светом, не ответил.

— И как мне прикажешь сосредоточиться на литературе, если я из-за Джоди читаю только книжки про вампиров? Она не понимает, что писатель — существо особое, я не такой, как все прочие. Я не говорю, что лучше других, — просто, наверное, чувствительней. И ты заметил, что она никогда не ходит в магазин? Что она делает целыми ночами, когда я на работе?

Томми изо всех сил старался вникнуть в состояние Джоди — и на основе прочитанного даже разработал серию экспериментов, дабы определить, до каких границ это состояние простирается. По вечерам, когда они просыпались, принимали душ и раз-другой кувыркались в постели, начинался научный процесс.

— Ну давай же, милая, попробуй, — говорил Томми, только что дочитав «Дракулу».

— Я стараюсь, — отвечала Джоди. — Только не знаю, что именно пытаться.

— Сосредоточься, — советовал Томми. — Тужься.

— В каком смысле — тужься? Я не рожаю, Томми. С чем я должна тужиться?

— Попробуй отрастить себе мех. Попробуй себе руки превратить в крылья.

Джоди закрывала глаза и сосредоточивалась — даже вся напрягалась, — и Томми казалось, что даже на лице у нее при этом проступает легкий румянец.

Наконец она сказала:

— Ерунда какая-то. — Так они определили, что в летучую мышь Джоди не превратиться.

— Туман, — говорил Томми. — Попробуй стать туманом. Если когда-нибудь забудешь ключ от дома, просочишься под дверью и захватишь.

— Не выходит.

— Еще пробуй. Знаешь же, твои волосы собираются в сливе из душа? Он забивается, а так ты сможешь туда проникнуть и все прочистить.

— Ну и мотивация.

— Попытайся.

Она попыталась, и ей не удалось, и на следующий день Томми принес из магазина «Драно».

— Но тогда буду гулять с тобой в парке и кидать тебе фрисби.

— Я знаю, но не могу.

— Буду покупать тебе всякие жевательные игрушки. Хочешь утенка, чтоб пищал?

— Извини, Томми, я не могу превратиться в волка.

— В книжке Дракула спускается по стене замка вниз головой.

— Ну и молодец.

— Можешь попробовать на нашем доме. Тут только три.

— И мы это пробовали, нет?

— Ну… ну.

— Тогда, я бы сказала, книжка эта — выдумки, верно?

— Давай кое-что еще попробуем. Сейчас список принесу.

— Чтение мыслей. Передавай мысли мне в мозг.

— Ладно, передаю. О чем я думаю?

— Я и так по лицу вижу.

— Можешь ошибаться — о чем я думаю?

— Ты бы хотела, чтоб я перестал тебя доставать этими экспериментами.

— И?

— Ты хочешь, чтоб я отнес нашу одежду в прачечную.

— И?

— Больше ничего не улавливаю.

— Я хочу, чтобы ты перестал натирать меня чесноком, когда я сплю.

— Ты можешь читать мысли!

— Нет, Томми, но сегодня вечером я проснулась, и от меня несло, как от пиццерии. Хватит меня чесночить.

— Так о распятии ты не знаешь?

— Ты трогал меня распятием?

— Было неопасно, и я предохранялся. Поставил огнетушитель — вдруг загоришься.

— Мне кажется, не очень хорошо с твоей стороны экспериментировать на мне, когда я сплю. Каково было б тебе, натирай я тебя всякой дрянью, пока ты спишь?