— Про то тебе лучше знать, — бросил Романо.

— Послушай, я знаю, что все это не слишком хорошо выглядит, но никак не пойму, почему именно ты на меня так взъелся.

— Ты действительно хочешь это знать?

— Да, хочу.

— Ладно. Скажу. Я и вправду разговаривал с тем пареньком в аллее. Вернее, это он со мной разговаривал. Хочешь знать, что он мне сказал?

— Я для того и приехал, что тебя послушать.

— Он сказал, что ты был так напуган, что рыдал, словно малое дитя. Но потом попросил его никому об этом не рассказывать. А еще он сказал, что такого дерьма, как ты, в жизни не видел. По его словам, ты даже хотел отдать ему свою винтовку, потому что боялся из нее стрелять.

Вот и спасай после этого детей, подумал Веб, но вслух сказал другое:

— И ты поверил в подобную чушь?

Романо глотнул пива из своей банки.

— В то, что касалось твоей винтовки, я не поверил. Уж свою СР-75 ты бы никому не отдал.

— Спасибо и на том, Романо.

— Но этот пацан наверняка видел что-то такое, что заставило его так говорить. Я это к тому, что врать ему не было никакого смысла.

— Быть может, он врал просто потому, что терпеть не может копов. Почему ты не расспросил обо всем снайперов? Уж они точно бы тебе сказали: рыдал я — или стрелял. Или им ты бы тоже не поверил?

Романо, однако, не обратил на эти слова никакого внимания.

— Хотя за собой я такого не замечал, но знаю, что люди часто трусят — по любому поводу.

— Сукин ты сын, Романо, — вот что я тебе скажу.

Романо поставил на траву свою банку с пивом и наполовину приподнялся в кресле.

— Хочешь, выясним, кто из нас двоих сукин сын?

Мужчины уже начали обмениваться воинственными взглядами, когда к ним подошла Энджи и, нежно обняв Веба, поздоровалась с ним.

— Как ты думаешь, Полли, — сказала она, — Веб останется с нами обедать? Я собираюсь пожарить свиные отбивные.

— Может, я не хочу, чтобы он жрал мои свиные отбивные! — взревел Романо.

Энджи нагнулась, взяла Романо за ворот рубашки и заставила его вылезть из кресла.

— Извини меня Веб, ладно?

Энджи, продолжая держать Романо за шиворот, отвела его за гараж, где устроила ему то, что называется «семейным скандалом». Скандал, надо сказать, был нешуточный. Энджи колотила мужа босыми ногами и норовила ударить его в лицо кулаком. Все это со стороны напоминало разборку сержанта с новобранцем, причем Пол Романо — человек, способный убить любое живое существо, не оказывал супруге никакого сопротивления и, опустив голову, покорно принимал удары, которыми она его награждала.

Наконец Энджи утомилась и отвела Романо назад к Вебу.

— Давай, Полли, приглашай его к столу...

— Энджи, — сказал Веб, — не надо его ни к чему принуждать...

— Заткнись, Веб, — потребовала Энджи, и Веб заткнулся. Энджи с размаху шлепнула Романо по затылку. — Зови Веба к обеду — в противном случае ты будешь спать в гараже вместе со своей отвратительной тачкой.

— Ты пообедаешь с нами, Веб? — спросил Романо, опустив глаза и скрестив на груди руки.

— У нас будут свиные отбивные, — повторила Энджи. — Почему бы тебе, Полли, не постараться и не пригласить его посердечнее?

— Надеюсь, ты останешься у нас на обед, Веб? — послушно произнес Романо медовым голосом, какого Вебу прежде никогда не доводилось у него слышать. При этом, правда, Романо не поднимал на него глаз, и было видно, что все это он делает через силу. Бедная Энджи. Зря она так старалась. Хотя из-за нее Веб не смог сказать «нет», больше всего на свете ему сейчас хотелось отсюда уехать.

— Конечно, Полли, я останусь. К тому же я очень люблю свиные отбивные.

Пока Энджи жарила отбивные, мужчины пили пиво и смотрели в небо.

— Если это доставит тебе удовольствие, Полли, хочу тебе сказать, что временами Энджи и меня пугает до жути.

При этих словах Романо впервые за все время их разговора улыбнулся.

— Насколько я понимаю, ты поверил в то, что сказал тебе мальчишка, — произнес Веб, глядя на свою банку с пивом.

— Нет.

Веб изобразил удивление:

— Это почему же?

— Потому что это брехня.

— Спасибо, Полли. Для меня это очень важно.

— Я знаю, когда мальчишки врут. Хотя бы потому, что мои собственные сыновья врут, как сивый мерин. У них это вроде как вошло в привычку...

— Мне трудно поверить, Полли, что он все это сказал. Ведь я спас его задницу. Учитывая, что у него уже имелся след от пули, ему, можно сказать, повезло дважды. Во второй раз он не получил пулю в голову только благодаря мне.

Романо посмотрел на него с озадаченным видом.

— У этого парня не было следов от пули.

— Как это не было? На левой щеке у него был характерный шрам от огнестрельного ранения. А еще у него на лбу был шрам от ножа. Довольно длинный.

Романо покачал головой.

— Послушай, Веб, хотя я провел с этим парнем совсем немного времени, такие вещи я бы запомнил. К тому же я отлично знаю, как выглядят шрамы от пуль, потому что сам их имею.

Веб сел на стуле прямо и поднял голову.

— Какой у него был цвет кожи?

— Как какой? — удивился Романо. — Это был чернокожий парнишка.

— Черт бы тебя побрал, Полли. Я знаю, что он чернокожий. Но какой у него был оттенок кожи? Темный? Светлый? Кофейный?

— У этого парня был светлый оттенок. Да и кожа-то у него была гладкая, нежная — как у младенца на заднице. И никаких тебе шрамов — ни от ножа, ни от пули. Я тебе клянусь.

Веб с размаху врезал кулаком по подлокотнику кресла.

— Вот дьявольщина! — У того парня, Кевина Вестбрука, с которым он столкнулся в аллее, кожа имела шоколадный оттенок.

Отобедав с семейством Романо, Веб съездил к Мики Кортесу, и тот рассказал ему аналогичную историю. Он тоже ничего, кроме ругательных слов в адрес Веба, от задержанного в аллее мальчугана не услышал. Равным образом он не мог сказать ничего конкретного и о забравшем мальчика «пиджаке», но время его появления в аллее, указанное Кортесом, совпадало с показаниями Романо. И опять ни слова о шраме от пули на щеке мальчишки.

Так кто же подменил мальчугана в аллее? И зачем?

Прокурор Фред Уоткинс вылез из машины, захлопнул за собой дверцу и только тогда понял, как он устал. Каждый день ему приходилось тратить добрых полтора часа на то, чтобы добраться до Вашингтона из северного пригорода, где он жил, и примерно столько же, чтобы вернуться домой. И это при том, что проехать ему предстояло каких-нибудь 10 миль. При мысли об ужасных пробках на дороге он даже покачал головой. Да и служба у него была не сахар. Например, сегодня он поднялся в четыре часа утра и проработал десять часов подряд, тем не менее ему предстояло еще как минимум три часа провести в своем домашнем кабинете, который он частично переоборудовал в офис. Ладно... Легкий обед и пара часов шуток и веселой болтовни в компании с женой и детьми — и он снова придет в норму. Уоткинс служил в Департаменте юстиции в Вашингтоне и специализировался на коррупции в высших эшелонах власти. Его перевели в столицу после того, как он несколько лет проработал помощником прокурора в Ричмонде. Несмотря на все трудности, Уоткинсу нравилась его работа, и он искренне считал, что по мере своих сил приносит пользу своей стране. Во всяком случае, полученные за годы службы опыт и квалификация позволяли ему на это надеяться, и хотя часы сидения за столом временами казались ему бесконечными, он считал, что его жизнь складывается удачно. Его первенец должен был в этом году поступить в колледж, его младшего подобная перспектива ожидала через два года. Отправив детей в колледж, они с женой собирались путешествовать и посетить те страны мира, которые до сих пор видели только на фотографиях в иллюстрированных журналах. У Уоткинса, кроме того, были планы пораньше уйти на пенсию и сделаться профессором юриспруденции в Виргинском университете, где он в свое время получил научную степень. Уоткинсы мечтали в старости переселиться из города в сельскую местность и навсегда забыть об уличных пробках и городской толчее.