Высокие, узкие здания южного типа на сваях, которые строили уже к I веку нашей эры (судя по датировке колокольчика), уступили место более массивным, похожим на традиционные японские амбары домам. Правда, эти массивные здания либо не пользовались популярностью у мастеров ханива, либо эти мастера не считали необходимым делать точные копии таких сооружений. На зеркале изображены два здания на сваях с крышами разных типов. У одного из зданий точно такая же, как на колокольчике из Кагавы, скошенная книзу двускатная крыша, а по углам сделаны выступы V-образной формы. У второго строения, более прочного с виду, имеется лестница, ведущая на превращенный в балкон этаж дома; лестница снабжена перилами – вероятно, это указывает на какое-то особое предназначение данного строения. На крыше этого дома, единственного из всех, нет птиц, что может объясняться недостатком места, однако вокруг самого дома немало интересного: реалистичное, нестилизованное изображение деревьев между зданиями делает их легко узнаваемыми; предмет, наклоненный влево, – это, вероятно, своего рода экран для защиты от палящего солнца, закрепленный над небольшим внутренним двориком. Относительно центра зеркала и деревья и экран расположены по радиусам. Заполняющие свободное пространство с левой и с правой сторон от дома геометрические узоры лучше всего сохранились на этом участке зеркала, они явно позаимствованы из декоративного убранства китайских зеркал. Правда, не исключено, что эти узоры несут смысловую нагрузку и обозначают наличие в непосредственной близости от жилых строений и амбаров рисовых полей.

К возведению зданий на сваях прибегали при строительстве храмов еще в ранний период; создается впечатление, что к зданиям свайного типа относился и дворец Дзимму-тэнно, пока тот еще жил на острове Кюсю. Как повествует «Нихон Секи»: «Они (местная знать) построили дворец, стоящий над землей на одном столбе…» Совершенно очевидно, что эти строения были временными резиденциями императора, поскольку он постоянно находился в походах или путешествиях. Однако чуть ниже, в той части «Нихон Секи», где повествуется о его безвылазном трехлетнем пребывании в местности Киби (ныне территория префектуры Окаяма на побережье Внутреннего Японского моря), особо отмечено, что резиденцией императора был «временный дворец». Конечно, в обстоятельствах того времени любой традиционный комплекс дворцовых сооружений строился бы очень долго.

Кроме дворца Дзимму, в древних хрониках есть упоминание о том, что император Суинин перестроил храм Идзумо, сделав его копией собственного дворца, – наверное, это можно расценить как свидетельство того, что императорские резиденции возводили на поднятых над землей платформах. Вознесенный над землей дом и в буквальном и в символическом смысле говорил о почти богоподобном положении его владельца. В данном случае идет речь о том, что определенные архитектурные особенности могли иметь только сооружения, принадлежавшие верховным правителям. Согласно другой легенде, явно появившейся в пропагандистских целях, император Юриаки сильно разгневался, увидев дом своего вассала, управлявшего княжеством Сики. Дело в том, что, в подражание императорскому дворцу, на крыше дома было сделано кацуоги – то есть поперек конькового бруса положены бревна сигарообразной формы. Император сначала приказал своим людям сжечь дом дотла, но в конце концов он отменил это решение: управляющий, называя себя рабом императора (кстати, Юриаки называл его так же), в страхе признал, что он «переусердствовал со строительством», и принес в жертву августейшему монарху белую собаку. Этим кацуоги и тиги (ти-ги – продление линии фронтона) по-прежнему придается особое значение в синтоистских храмах, в большинстве которых ревностно оберегают незыблемость древних форм. Претензии императорской семьи на божественное происхождение, что вполне логично, нашли отражение в архитектуре, поэтому архитектура дворцов и храмов имеет много общего.

Постепенно все большее значение в жизни протоисторического общества стал приобретать такой имеющий широчайшую область применения металл, как железо. Как правило, реальная роль железа при закладке основ экономики страны отступает на второй план, она не находит должного отражения в литературе, где о железных мечах, щитах, доспехах и тому подобных вещах почти всегда говорится только как об оружии и подарках. Пока не удалось определить, где преимущественно осуществлялась обработка железа, – в других странах или на Японских островах, одинаково возможны оба варианта. Тем не менее, к периоду среднего Яёй на равнине Канто железо уже было хорошо известно: такой вывод можно сделать, исходя из того, что в археологическом памятнике Акасака (город Миура, префектура Канагава) керамика этого периода была найдена вместе с изделиями из железа, в частности с железными топорами. Это может указывать на то, что к данному моменту железо уже попало в регионы, которые позднее оказались на территории государств периода могильных курганов. Именно в могильниках смогло сохраниться то небольшое количество артефактов из железа, которое удалось найти на сегодняшний день. Как правило, это предметы бытового и ритуального назначения, связанные с жизнью высших слоев общества, однако интересно, что среди них иногда вдруг встречается какой-нибудь сельскохозяйственный инвентарь – несомненное свидетельство того, что покойному принадлежали обширные рисовые поля. Стоит заметить, что со времени эпохи Яёй сельскохозяйственные орудия изменились очень мало. Грабли делали с тремя или четырьмя зубьями, обух топора приобрел несколько другой вид, пилы были короткими, и поэтому при работе требовалось совершать очень много движений. Кроме перечисленных, в повседневной жизни пользовались следующими орудиями труда из железа: ножницами, серпами, рыболовными крючками, гарпунами и наконечниками копий самых разнообразных форм.

Рис. 34. Каменные копии инструментов и изделий хозяйственного предназначения из захоронений:

а – веретено, Минамитатибана, префектура Гумма;

б – топор, Сакаи, префектура Осака;

в – топор, Самида, префектура Нара, высота 4,5 см;

г – пест, Акасака, префектура Гифу, высота 8 см;

д – зеркало, место обнаружения неизвестно;

е – корыто, Тамагава, префектура Токио;

ж – долото, Самида, префектура Нара;

з – сабо, Охарано, префектура Киото.

В тех случаях, когда по бесформенным фрагментам сложно понять, каков был первоначальный вид артефактов, эту проблему нам помогают решить сохранившиеся в захоронениях каменные копии железных, бронзовых и деревянных изделий (рис. 34). Обычно эти небольшие по размеру каменные копии предметов сделаны из зеленого стеатита, тщательно обработаны и довольно часто покрыты красной краской. Такие копии – характерная черта раннего этапа периода могильных курганов; больше всего их находят в захоронениях в Кансае, на равнине Кан-то и в горных районах к западу от нее – то есть там, где железа было достаточно много. Однако в этой связи стоит особо отметить, что на равнине Канто бронза была практически неизвестна. Поскольку отдельные могильники содержат весьма значительные количества изделий данного типа, можно предположить, что явление копирования свидетельствует о том, что на момент устройства захоронения у людей не было возможности положить в него оригиналы самих изделий. Также нельзя исключать, что люди предпочитали оставлять оригиналы предметов себе для дальнейшего использования, а в могилы класть их копии. Из огромного числа разнообразных изделий в книге мы можем привести рисунки лишь небольшой их части, причем следует оговориться, что некоторые из них имеют явно церемониальное предназначение. Производство деревянной утвари и других товаров из дерева (например, пестов для ступок и башмаков сабо), вероятно, осуществлялось в соответствии со строгой системой стандартов, если оно вообще не было массовым (рис. 34, г, з). Изготовление каменных копий этих изделий требовало большего времени, усилий и даже более тщательного выбора материала, чем создания их оригинала – этом заключается парадокс, объяснить который не так-то просто.