Я шел, греясь на солнышке и изнывая от безделья. Шел, шел. Казалось, я уже достиг некоего предела. Я поднял голову и увидел железную дорогу, а у самых рельсов стояла маленькая лачуга, некрашеная. Снаружи висело объявление:

ТРЕБУЮТСЯ РАБОТНИКИ

Я вошел. Там сидел маленький старикашка в сине-зеленых подтяжках и жевал табак.

— Ну? — спросил он.

— Я, э-э, я…

— Ну, парень, давай выкладывай! Чего надо?

— Я прочел… ваше объявление… требуются работники.

— Хочешь наняться?

— Наняться? Кем?

— Ну не танцовщицей же, черт подери, в кордебалет!

Он наклонился и сплюнул в грязную плевательницу, потом вновь принялся за свою табачную жвачку, втягивая щеки над беззубым ртом.

— А что делать?

— Там тебе скажут.

— Где — там?

— Это бригада железнодорожных рабочих, где-то к западу от Сакраменто.

— Сакраменто?

— Ты что, глухой, черт подери?! Короче, у меня и без тебя дел по горло. Нанимаешься или нет?

— Нанимаюсь, нанимаюсь…

Я поставил свою подпись в списке, который лежал перед ним на столе. Мой номер был двадцать седьмой. Я даже подписался собственным именем.

Он протянул мне квиток.

— Явишься со своими шмотками на путь двадцать один. Там всех вас будет ждать специальный поезд.

Я сунул квиток в свой пустой бумажник. Он снова сплюнул.

— А теперь слушай, малыш, я гляжу, ты малость придурковат. Наша компания заботится о таких, как ты. Мы помогаем людям. Мы — славные ребята. Помни о нашей старой железнодорожной компании и не забывай при случае замолвить за нас словечко. А когда попадешь на пути, слушайся своего бригадира. Он на твоей стороне. Там, в пустыне, ты сможешь накопить себе денег. Видит бог, там негде их тратить. Зато в субботу вечером, малыш, в субботу вечером…

Он снова наклонился к своей плевательнице, выпрямился:

— Эх, черт, в субботу вечером ты идешь в город, надираешься, задешево получаешь отсос от мексиканской сеньориты, нелегально перешедшей границу, и в прекрасном расположении духа возвращаешься обратно. Во время отсоса все мучения мужика отсасываются из его башки. В такой бригаде и я начинал, а нынче я здесь. Желаю удачи, малыш.

— Спасибо, сэр.

— А теперь пошел к черту! Я занят!..

В указанное время я явился на путь 21. Возле моего поезда стояли все эти парни в лохмотьях — воняли, смеялись, курили самокрутки. Я подошел и встал сзади. Они были лохматые и небритые, они одновременно храбрились и нервничали.

Потом мексиканец со шрамом от ножа на щеке велел нам загружаться. Мы загрузились. В окна ничего не было видно.

Я сел на последнее место в глубине вагона. Остальные уселись спереди и принялись болтать и смеяться. Один малый достал полпинты виски, и семь или восемь из них отхлебнули по глотку.

Потом они начали оборачиваться и смотреть на меня. Мне послышались голоса, и не все они были у меня в голове:

— Что случилось с этим сукиным сыном?

— Он думает, что он лучше нас?

— Он же будет с нами работать, старина.

— Что он о себе возомнил?

Я выглянул в окно, я попробовал, в вагоне не убирали двадцать пять лет. Поезд тронулся, и я был в нем вместе с ними. Их было человек тридцать. Долго им ждать не пришлось. Я растянулся на своем сиденье и попытался уснуть.

«у-у-у-у!»

В лицо, в глаза мне летела пыль. Я услышал, как кто-то копошится под моим сиденьем. Снова послышалось завывание ветра, и столб двадцатипятилетней пыли поднялся мне в нос, рот, глаза и брови. Я подождал. Потом это случилось опять. Настоящий ураган. У того, кто сидел внизу, это получалось чертовски здорово.

Я вскочил. И услышал весь этот шум под моим сиденьем, а потом кто-то вылез оттуда и убежал в переднюю часть вагона. Он шлепнулся на сиденье и попытался притвориться членом бригады, но я услышал его голос:

— Если он подойдет, вы уж мне помогите, ребята! Обещайте помочь мне, если он подойдет!

Никаких обещаний я не услышал, но он был в безопасности: я не мог их отличить друг от друга.

Когда мы выезжали из Луизианы, мне пришлось пройти вперед за стаканом воды. Они следили за мной.

— Смотрите на него! Смотрите!

— Мерзкий ублюдок.

— Что он о себе возомнил?

— Вот сукин сын, он у нас узнает, когда мы вышвырнем его одного на пути, он у нас горючими слезами зальется, будет у нас отсасывать!

— Смотрите! Он держит бумажный стаканчик вверх дном! Пьет не с того конца! Только посмотрите на него! С узкого конца пьет! Этот малый — просто псих!

— Подождите, вот вытащим его на пути, и он будет у нас отсасывать!

Я осушил бумажный стаканчик, вновь наполнил его и выпил еще, с другого конца. Потом бросил стаканчик в контейнер и пошел назад. Я услышал:

— Да, ведет он себя как псих. Может, его бросила девушка?

— Откуда у подобного типа девушка?

— Не знаю. Я видел, как творятся и более безумные вещи…

Когда мы ехали через Техас, бригадир-мексиканец стал разносить консервы. Он раздавал банки. Попадались банки без этикеток и с глубокими вмятинами.

Он дошел до меня.

— Ты Буковски?

— Да.

Он дал мне банку колбасного фарша и в столбце «П» написал «75». Я заметил, что в столбце «Т» за мной значится «45 долл. 90 ц.». Потом он дал мне банку фасоли. «45» — записал он в столбце «П».

Он пошел обратно в переднюю часть вагона.

— Эй! А где, черт возьми, открывалка? Как мы это без открывалки съедим? — спросил его кто-то.

Бригадир мерным шагом пересек тамбур и скрылся.

В Техасе мы стали останавливаться, чтобы пополнять запасы воды; зеленели кусты. На каждой остановке двое, трое или четверо выпрыгивали из вагона. Когда мы добрались до Эль-Пасо, из тридцати одного человека осталось двадцать три.

В Эль-Пасо наш вагон отцепили, а поезд поехал дальше. Пришел бригадир-мексиканец и сказал:

— Мы должны остановиться в Эль-Пасо. Поживете в гостинице.

Он раздал квитки:

— Это ваши квитанции за гостиницу. Там переночуете. Утром поедете на поезде номер двадцать четыре в Лос-Анджелес, а потом дальше, до Сакраменто. Вот ваши гостиничные квитанции.

Он опять подошел ко мне:

— Ты Буковски?

— Да.

— Вот твоя гостиница.