— Клубники у нас нет, так что и думать про это нечего, — говорит Ёлка спокойно. — Но вообще — хорошая идея! — Ёлка кивает головой, потом немножко думает — я очень люблю, когда она так думает, обязательно придумает что-нибудь хорошее. — Знаешь, написать пьесу и поставить её, чтоб не стыдно было, — это займёт очень много времени, а у нас с тобой с временем не так уж! Давай возьмём хорошую сцену из хорошей пьесы на двоих и поставим её. Завтрак — это прекрасно!

— А почему на двоих? — спрашиваю.

— Ну, Анка, я думаю, не рвётся! — говорит Ёлка.

— Давай спросим! — предлагаю.

— Давай!

Идём к Анночке, всё ей рассказываем — ей всё очень нравится, а про пьесу она говорит так:

— Хорошо! Ну пусть будет совсем маленькая роль, я сама не знаю, вдруг я забуду, что-нибудь испорчу?

— Ладно, дадим тебе маленькую роль, — говорю. — И всё ты прекрасно сможешь!

Начинаем с Ёлкой думать про пьесу — я хорошо знаю Островского, предлагаю сцены на двоих или троих. А Ёлка вдруг говорит:

— Островский — это прекрасно, но я хочу тебе предложить другое. Помнишь «Двенадцать месяцев» Маршака, сцену урока принцессы — как она капризничает, кривляется и издевается над своим профессором арифметики и чистописания, паршивая девчонка? Это смешная и не очень большая сценка!

— А как же Анка? — спрашиваю.

— Там, по-моему, входит дворецкий с подносом, на подносе бумага, и говорит: «Ваше высочество! Подпишите, пожалуйста, указ!»

— Здорово ты придумала! — говорю. — Сценка действительно очень хорошая. А если там нет дворецкого, то… мы его сделаем!

Ёлка смеётся и говорит:

— Ты будешь принцессой, а я профессором.

— Ну… не знаю, — говорю. — По-моему, я не очень-то… принцесса!

— Да ты что! — возмущается Ёлка. — Замечательная будешь принцесса! И по возрасту получается правильнее!

— А когда всё это устроим? — спрашиваю. — Из-за этой твоей дурацкой третьей смены у нас очень мало времени вместе.

Ёлка опускает голову и опять думает.

— Сделаем это через воскресенье. Но ты должна кое-что подготовить!

— Всё подготовлю, всё сделаю! — радуюсь я. — Что готовить?

— Во-первых, твой костюм принцессы — у Мамы попроси крепдешиновое платье, туфли на каблуках и бусы… не крупные. Но не проболтайся!

— Ну, Элка… знаешь! — обиделась я.

— Ладно… дальше я найду книжку и дам тебе текст — свой текст запомнишь, а мой отметишь на полях, но самым мягким карандашом, чтобы потом можно было стереть! В следующее воскресенье отрепетируем, а второй раз — в субботу, перед выступлением. Да, а завтрак… не проблема?

— Это самое простое! — говорю.

Пришла к Маме и прошу у неё всё, что Ёлка сказала, только, говорю, не спрашивай, пожалуйста, зачем — это сюрприз.

Мамочка всё быстро достала, а туфли летние, на каблучке, — я их ещё до войны помню — так люблю!

— Давай примерим платье! — предлагает Мамочка.

Примеряем, я смотрю на себя в зеркало — ужас! Никакая я не принцесса, а какое-то существо… ненормальное. Мамочка смеётся.

— Сейчас сделаем очень красиво! — Она завязывает довольно туго на моей талии пояс от платья, вытягивает часть платья, и оно нависает мешком над поясом — тоже страшненько!

Мамочка берёт с туалета две маленькие английские булавки — мешок этот почти весь перегоняет назад, что-то там делает… Вот это да! Получился почти нормальный человек. Надеваем бусы — хорошо, надеваем туфли — хоть у Мамочки и тридцать третий размер ноги, но… мне ещё только девять лет. Ой, как же я хочу скорее стать взрослой! Мамочка говорит, что опасно ходить в таких больших туфлях — полтуфли свободны, — можно ногу сломать. И говорит, что, когда я вырасту, нога у меня будет маленькая.

— Ходи как на лыжах! А тебе «по сюрпризу» много надо ходить? — спрашивает.

— Очень мало! — радуюсь я.

— Чудесно! Забирай всё, а Ёлке скажи, чтобы булавки сзади застёгивала, не сильно натягивая.

Я в ужасе смотрю на Маму — я же ничего ей не рассказывала!

— Нинуша! Ты же не можешь сама себе сзади две булавки застегнуть! — смеётся Мамочка и расстёгивает мне сзади обе булавки.

В субботу мы очень хорошо порепетировали, даже придумали принцессе — она у нас всё время за столом сидит, — так мы придумали ей несколько смешных капризных кривляний за столом. Ёлка себе сделала чудный плащ такой, без пуговиц, и чёрный длинный колпак — ну, похоже, как в магазине из бумаги большой кулёк крутят, килограмм сахара или крупы. Нет, два килограмма! С Анкиным нарядом тоже всё хорошо — поднос у нас дома есть, на голову ей вместо парика вату надели, нашли коротенькие штанишки и старую Мамочкину безрукавку — по-моему, очень хороший дворецкий. Но совсем неожиданно у нас получилась какая-то глупость. Анка-дворецкий должна выйти на сцену один раз, подойти ко мне-принцессе и сказать: «Ваше высочество! Подпишите, пожалуйста, указ!» Я подписываю — она уходит.

Выходит она первый раз, подошла ко мне — молчит и смотрит. Я тихонько подсказываю: «Ваше высочество! Подпишите, пожалуйста, указ!» Мы с ней бились минут пятнадцать — полностью фразу не говорит: то «Ваше высочество» не скажет, то «пожалуйста» забудет. Ёлка обозлилась, и я уже начинаю злиться.

— Почему ты пять слов сказать не можешь? — спрашиваю.

— Здесь всё очень интересно — вы… в костюмах… так хорошо играете! — объясняет Анночка.

Ах вот как, думаю! Тебе интересно! Времени нет, а тебе всё время будет интересно! Ну всё — надо её припугнуть! И говорю:

— Тебе интересно — ты пять слов сказать не можешь! Ну а Бабусе, Мамочке и Папе не будет интересно — ты роль заучить не можешь, значит, сюрприз не получится! Из-за тебя!

— Нет! Получится! — говорит Анночка, серьёзная стала. — Сейчас всё скажу!

И сказала!

В пятницу, за день до сюрприза, Ёлка у меня вечером спрашивает:

— Ты согласовала с Мамой и Бабушкой завтрак?

Я как сумасшедшая побежала… и согласовала. Мамочка «согласовалась» быстро, но Бабуся — не очень! Она так вздыхала, руки к щекам и к груди прижимала! Я расстроилась и говорю:

— Бабуся, ну мы что, обед будем готовить, пироги печь? Мы просто сварим какао и на двух больших сковородках сделаем «скупого рыцаря» и зальём его яйцом. Всё вам подадим, ну и себе, конечно! Быстро посуду помоем — и потом главный сюрприз — в детской!

— Ну хорошо, деточка, хорошо, милая! — Бабушка вроде согласилась, но почему-то была очень расстроена.

И вот воскресенье, день сюрприза! Мы встали пораньше — будильник поставили, — сели, а Бабушки уже в комнате нет. Мы быстро оделись, даже не умывались, побежали на кухню и так ласково Бабусю оттуда вытолкали — она смеётся, а мы ей говорим: