— Да.

— В каком смысле «да»?

Просто согласись.

— В смысле, я согласен. Пусть живет со мной. Я его заберу.

Если Джим и удивился, то ничем этого не выказал. Он просто произносит: «Ладно», и протягивает мне через стол руку для рукопожатия, как будто только что продал мне машину. Сам не понимая почему, я пожимаю ему руку, идиотски улыбаясь.

— Расс может приезжать к нам в Боку на каникулы, — предлагает Джим.

— Он будет счастлив это услышать.

— Вот и отлично, — заключает Джим, поднимаясь на ноги. — Расс поживет с нами до января, пока мы не уедем. Может, если он узнает, что ему уже не надо ехать с нами, он успокоится и повеселеет, получше сойдется с Энджи и своим братиком.

— Звучит неплохо, — соглашаюсь я.

— Ладно, — подытоживает Джим, протянув руку и похлопав меня по плечу. — Хорошо поговорили.

А потом он уходит, протискиваясь сквозь толпу, чтобы скорей добраться домой и сообщить Энджи хорошую новость. Наверняка он рассчитывает, что за это сегодня ночью она будет с ним особенно ласкова.

После его ухода я долго сижу в баре, уставясь в пространство и не обращая внимания на людей вокруг меня, я провожу языком по гладкому краю кружки с пивом. В музыкальном автомате играет старая песня Билли Джоэла: мне снова пятнадцать, и я только что разбил угнанный «мерседес». Я прикусил язык и чувствую вкус крови в горле, у меня кружится голова. Я вижу, как ко мне, словно в замедленной съемке, подбегают копы, и в который раз удивляюсь: как же я ухитряюсь вляпаться во все эти передряги?

Спустя много лет после того, как грядущий ледниковый период погубит эту цивилизацию, археологи откопают центр Нью-Рэдфорда, и первым, во что ударят их лопаты, будет гигантская чашка кофе «Старбакс» из фибергласа, возвышающаяся над торговым центром на Бродвее, словно воздушный шар на параде по случаю Дня благодарения. Это, несомненно, самая высокая конструкция на улице, она уступает по величине только башне с часами над начальной школой в трех километрах отсюда. Изучив, как город разрастается концентрическими кругами от Бродвея, археологи, может статься, придут к выводу, что «Старбакс» был храмом, а кофе — нашим богом. Но, как и в Бога, я не верю в кофе. Мне наплевать, что его ароматизируют, варят на пару, добавляют карамель, заправляют взбитыми сливками или делают пенку. Кофе разъедает стенки желудка, приводит к одышке и сдирает кожу с нервов, оставляя их раздраженными и беззащитными. Исследователям пока еще не удалось доказать, что «Старбакс» вызывает рак, но судебные иски не за горами. Я в этом уверен.

Проблема с центром Нью-Рэдфорда в том, что он не так-то велик. Из-за маниакального стремления муниципалитета сохранить в городе сельскую атмосферу ближайший деловой район находится в пяти с половиной километрах к югу, где Бродвей становится Южным Бродвеем, а Нью-Рэдфорд — просто старым Рэдфордом. Но в Нью-Рэдфорде на Бродвее есть только один торговый квартал: «Пицца Антонелли», «Си-Ви-Эс», несколько на удивление заурядных ресторанов, семейный магазинчик канцелярских товаров, офисы двух конкурирующих городских агентств недвижимости, расположенных по соседству друг с другом, парикмахерская «Ривьера», салон маникюра «Розовые лепестки» и лавка «Мамочкино домашнее мороженое». За углом, на Роринг-Крик-роуд, находятся «Супер Стоп & Шоп» и видеосалон «Блокбастер». Кучка инвесторов хотела выкупить часть парковки «Стоп & Шоп», чтобы построить здесь пассаж, но совет по городскому зонированию подрезал им крылышки, точно так же, как раньше угробил планы «Икеи», магазина «Все для спальни и ванной», и поставил крест на расширении городской синагоги. Как и во всех зажиточных пригородах, здесь главное, чтобы все оставалось по-прежнему, не развивалось и не росло.

Следовательно, практически невозможно пройти по центру Нью-Рэдфорда, не наткнувшись на какого-нибудь знакомого. Потому что так или иначе приходится идти мимо «Старбакса», и всегда кто-то из знакомых входит или выходит из кафе. До гибели Хейли я об этом как-то не задумывался, поэтому обычные походы в магазин за мылом и лезвиями для бритвы превратились в изнурительное преодоление полосы препятствий в виде жалости и навязчивого внимания друзей и соседей, которым не терпелось пожать мне руку, обнять меня, спросить, как дела. А еще они, проезжая мимо, сбрасывали скорость и показывали на меня пальцем, а кто-то любопытно глазел на меня на стоянке, словно я — сломавшийся тягач с прицепом на обочине шоссе.

Но сейчас утро, и Клэр не терпится выпить чашку обезжиренного «Венти мокко латте» или чего-нибудь еще, поэтому мы заходим в «Старбакс». Толпа служащих уже схлынула, сейчас в кафе сидят женщины, возвращающиеся из спортзала, и кучкуются молодые матери. Когда они наклоняются к своим малышам, из их джинсов на бедрах и дизайнерских тренировочных штанов выглядывают полоски тонких прозрачных трусиков. Я неловко киваю нескольким мимолетным знакомым; они улыбаются, кивают в ответ и тут же отводят глаза, хотя я в этом и не уверен, так как сам уже отвернулся.

— Что я здесь делаю? — бормочу я Клэр, стиснув зубы. — Я даже кофе-то не пью.

— Ты как вегетарианец в мясном ресторане, — говорит она.

— Как атеист в церкви.

— Здорово сказано, — одобрительно замечает Клэр. — Мощный подтекст.

— Спасибо.

И тут появляется Мэнди Сивер, одна из многочисленных нью-рэдфордских домохозяек, которая стала агентом по продаже недвижимости. У нее милое пухлое личико, как и Хейли, она была членом родительского комитета. Раньше по четвергам Мэнди приносила мне лазанью, овощной салат и бесчеловечно огромные куски пирога «Харви Уолбэнгер». Мэнди плакалась Хейли, что муж не прикасается к ней после того, как ей сделали кесарево сечение, а на похоронах ревела так громко и долго, будто хоронили ее жену.

— Дуг! — орет она через весь зал и пробирается к нам, стуча каблуками по кафельному полу. Она хватает меня за локти, но тут до нее доходит, что дальше с моими локтями ей делать нечего, поэтому она их выпускает и неловко вытягивает руки вдоль тела.

— Так приятно видеть, что ты поправился.

— Привет, Мэнди!

— Хорошо выглядишь, — говорит она и смотрит на меня, прищурившись, в ее взгляде читается участие.

— Хреново он выглядит, — парирует Клэр, поворачиваясь к стойке.

Она заказывает нечто, похожее на название сразу шести напитков, но оказывается, что это всего-навсего чашка кофе. Мэнди, нахмурясь, оглядывает Клэр с головы до ног, прикидывая с тревогой, в каких мы можем быть отношениях. Иногда я забываю, какой Клэр видят другие женщины: она великолепна и слишком вызывающе-сексуальна для пригорода.

— Не беспокойтесь, — произносит Клэр. — Если бы я не была его сестрой, вряд ли бы мы оказались здесь вместе.

— Ох, — вздыхает Мэнди, и меня невольно раздражает выражение облегчения на ее лице. — Вы очень похожи.

— Прикусите язык.