– Что именно?

– Ты вовсе не изображаешь строгую дуэнью, Агнесс Эркли! Ты такая и есть: набожная, скучная пуританка!

– Разгадал, – широко улыбнулась я, встречаясь с ним взглядом. Долгие секунды мы не разрывали зрительного контакта, хотя рядышком кто-то настойчиво покашливал, предлагая вспомнить о правилах поведения в приличных местах, особенно в капеллах. В фиолетовых глазах ведьмака вновь танцевали огоньки. Он все еще пытался меня зачаровать и наверняка уже обнаружил печать от ментального воздействия.

– Хористки хотя бы хорошенькие? – отворачиваясь, проворчал он.

Отвечать не пришлось. Очаровательные бородатые «хористки» вышли к зрителям и споро встали красивым полукругом. Вперед выступил высокий плечистый солист с золотыми кудрями, оказавшийся еще привлекательнее, чем мне запомнилось.

– Агнесс, – наклонился Хэллрой к моему уху, – ты что же, притащила меня поглазеть на сборище голосящих мужиков?

– Нет, – прошептала я. – Зачем тебе глазеть на мужиков? Наслаждайся их пением! Поглазею я сама.

Грянули басовитые голоса, вывел пару строк первый тенор, и воздух в гулкой капелле задрожал, заискрился. Под изукрашенным фресками куполом разлетелись клубы белесого дыма. В воздухе проявились и ожили полупрозрачные картины из святого писания. Было красиво, но от переизбытка светлых чар даже одежда начала биться магическими разрядами.

– Они чародеи? – тихо уточнил Хэллрой.

– Разве я не упоминала? – в точности копируя невинный тон, каким он говорил об умении выстраивать порталы, прошептала я.

– Наверное, к слову не пришлось, – сухо отозвался он.

Через сорок минут, когда у ведьмака на макушке устойчиво топорщились мелкие волосинки, превратившие голову в подобие созревшего одуванчика, и надежда вернуть шевелюре опрятный вид окончательно иссякла, солист взял последнюю, чрезвычайно высокую ноту. Мучительно сморщившись, инкуб-эстет подергал мочку уха, словно это самое ухо напрочь заложило.

Выступление закончилось. Несколько долгих секунд в капелле царила ошеломляющая тишина. Вскоре дымный воздух сотрясся от дружных аплодисментов экзальтированных старушек. Хор раскланялся и скрылся за деревянной дверью, а оттуда энергичной поступью вышел знакомый проповедник, наряженный в праздничные белые одежды.

– Радетель за благотворительность? – с каменным лицом пробормотал инкуб.

– Проповедник, – поправила я.

– Это тонкая ирония? – выдавил он, подавившись на вдохе.

– Отнюдь.

– Давайте еще раз поблагодарим наш хор за непревзойденное исполнение, – между тем развел руками святой отец, вызвав жиденькую волну аплодисментов. – Сегодня я хочу поднять животрепещущую тему телесного воздержания от плотских грехов, но сначала вознесем молитву нашему защитнику и покровителю святому Йори!

Никогда бы не заподозрила в инкубе тонкой душевной организации, но он резко схватил меня за руку и выпрямился во весь рост, заставляя поспешно подняться следом. Лязгнула под стулом разнесчастная клетка, осекся проповедник, старушки со всех концов зала повернули к нам головы. Пауза была достойна королевского театра, того самого, где удобные кресла стояли даже на галерке.

– Господин темный маг, вам есть что сказать? – осторожно спросил проповедник.

– Темная магия, храни короля! – бросил Хэллрой и дернул меня за руку.

Прежде чем провалиться в филигранно раскрытый портал, даже не потревоживший пространства пошлым магическим сквозняком, я отдавила ногу крякнувшей соседке.

Мы оказались на улице с двухэтажными домами и голыми замерзшими деревьями. Над черепичными крышами виднелся длинный шпиль капеллы.

– Мы забыли клетку для крыс, – спокойно напомнила я, глядя в затылок инкуба.

Он замер на секунду, кашлянул, пытаясь сдержать крепкое словцо, и мы вновь возникли в узком проходе между рядами деревянных стульев, в самом центре капеллы. В зале по-прежнему царила ошарашенная тишина. Проповедник и слушатели все еще пытались переварить дерзкий выпад нахального ведьмака самой демонической внешности.

– За клеткой вернулись, – сухо бросил тот и, не выпуская моей руки, поднял будущее вместилище зомби-крыс.

Когда мы вновь переместились, волосы у меня стояли дыбом и выглядели ничуть не лучше, чем у блондина. Теперь мы оба напоминали одуванчики: я цветущий, он отцветший, за минуту до яростного порыва ветра.

Вокруг суетилась людная площадь. На каменном боку здания красовалась вывеска со знаком темных.

– Мы все еще в столице, – с разочарованием заключила я.

Время клонилось к вечеру, стремительно приближался час седых сумерек. Внутри у меня медленно сворачивался клубок беспокойства, и отгонять мысль, что по возвращении обязательно обнаружится какой-нибудь неприятный сюрприз, было все сложнее.

– Каким бы я выглядел жлобом, если бы не угостил девушку деликатесами? – улыбнулся Хэллрой, подозрительно быстро вернувший в голос знакомые кошачьи интонации.

– Я не голодна, – быстро отказалась от дегустации деликатесов, нервно пригладила волосы и натянула капюшон.

– Зато я очень голоден, – объявил он, изящным движением поправляя платиновую гриву. Правда, от завидного объема простое поглаживание прическу не спасло.

– Пообедаем в замке!

– Завтра.

– Ну хоть вернемся-то мы сегодня?

– В столице после десяти вечера начинается все самое интересное, – улыбнулся он.

– После десяти я уже сплю.

– Можем заночевать в нашем городском особняке, там много спален.

– Я хочу заночевать в Торстене!

– Хорошо, – широко улыбнулся Хэллрой.

– Сейчас! – резко произнесла я.

– Сейчас середина дня, ложиться спать рано, поэтому сначала вкусняшки, а потом послеобеденный сон.

– В Торстене!

– Как скажет милая дама, – промурлыкал инкуб.

Нелепо помахивая пустой клеткой, он направился в сторону двухэтажного здания с широкими окнами и остроконечной зеленой крышей. Мысленно уговаривая себя, что как-нибудь переживу еще один часик в обществе реинкарнации кота и не начну чесаться, я пошагала следом. Хэллрой Торстен, вообще, был неплох, когда молчал и не мурлыкал. Глядишь, у него рот будет занят едой, и обед пройдет в приятной обстановке.

На входе в ресторацию нас встречала статуя оскаленного усатого дракона. Похожий монстр украшал широкие двустворчатые двери, гостеприимно открывающиеся перед посетителями… и тут же закрывающиеся, если на пороге появлялась чародейка. Похоже, местный ресторатор отказывался кормить вкусняшками светлых магов и разворачивал еще на пороге, чтобы – не дай Боже! – идейные враги не успели даже носом втянуть запахи деликатесов, тем более увидеть их хоть одним глазком.