Бросить страну — смешать её с прахом.

Всё это пришло в голову одной короткой мыслью.

— Я всё поняла, — поклонилась я. — Прошу извинить меня, Ваша Светлость. Я напрасно потратила Ваше время.

— Майтенаринн, — обратилась Её Светлость, перестав улыбаться. — Я скорблю вместе с вами о смерти Вашего друга. Как только Вы поправите своё здоровье, я присоединюсь к Вашему трауру.

Я склонила голову, молча соглашаясь.

— Я не могу повлиять на решение дома Вантар эр Рейстан, пусть даже оно было основано на ложном обвинении. Но я даю Вам полномочия предложить покровительство нашего дома.

Я кивнула.

— У вас была просьба относительно Вашего нового поста. Я одобряю её, хотя это и сопряжено с риском для нас.

Я кивнула вновь.

— Светлая, — я подняла голову, встречаясь с ней взглядом. — Мы — небольшая, почти ничего не значащая страна. Не скрою, мне не доставляло радости осознавать, что нас считают музейным экспонатом. За прошедшие сутки Вы позволили согражданам почувствовать, что мы не просто пыль под ногами современных нам великих держав. Не сочтите мои слова лестью, но за эти сутки Вы сделали почти столько же, сколько я за всю свою жизнь.

Я поклонилась. Зачем, зачем я здесь?

Её Светлость закрыла глаза и помолчала.

— Советник выполнит те Ваши поручения, которые не требуют моего вмешательства. А сейчас, прошу Вас, Светлая…

Я преклонила колени. Затем встала, протянула руку и прикоснулась к щеке Её Светлости.

Она кивнула.

Мы расстались молча.

* * *

— Могу ли я попросить поместить меня в лечебнице Университета? — спросила я, пока автомобиль возвращался в Тегарон.

— Мне казалось, что вы захотите вернуться домой, хотя бы ненадолго, — удивился советник… нет, уже Генеральный Прокурор. — Вам просили передать, что ваши опекуны обеспокоены — Вы уже третий день не даёте о себе знать.

Надеюсь, он не заметил, как я побледнела. Третий день?! Не может быть!

— Советник, — мне не сразу дались эти слова. — Прошу вас, напомните мне адрес моего дома.

Он напомнил.

Всё верно, Северный дом. Ройсан… какие ещё «опекуны»?

— Нет, — ответила я. — Советник. Не сочтите меня сумасшедшей. Я боюсь возвращаться туда.

Он странно посмотрел на меня.

— Воля ваша, тахе-тари.

Некоторое время он молчал.

— Вы хотите на время остаться в Университете?

— Его строил мой предок, — отозвалась я. — Я думаю, это и есть мой настоящий дом.

— Воля ваша, Светлая.

Когда я выходила, в сопровождении двух гвардейцев, Прокурор передал мне несколько свёртков.

— Здесь всё, о чём вы просили. Буду рад увидеть вас в добром здравии.

* * *

Она попросила оставить телевизор включённым. На малой громкости.

«Сенсацией дня стало рекордно быстрое назначение нового Генерального Прокурора; эту должность впервые получил гражданин графства Тегарон. Представитель Партии Прогресса заявил, что Конституция Южного Союза наглядно продемонстрировала ущербность…»

После того, как сегодня её формально признали лишённой имени — и, в качестве символического подтверждения, выстригли волосы наголо и уничтожили личный кинжал… А затем пояснили, в мельчайших подробностях, что ожидает её завтра…

«Череда внезапных отставок и неожиданное самоубийство двух видных политических деятелей, невольных участников сегодняшнего инцидента в графстве Тегарон, стали поводом говорить об угрозе самого масштабного политического кризиса…»

После того, как час спустя советник Её Светлости высказал сожаление тем, что она, человек без имени, едва не была несправедливо подвергнута публичному позору…

«Заявила, что в случае начала слушаний о проведении опроса общественного мнения относительно отмены института монархии во всех без исключения государствах-членах Союза намерена применить самые жёсткие экономические санкции…»

После того, как она увидела во сне лицо Светлой в сияющем синем ореоле…

За окном собиралась гроза.

Без имени было легко умирать, но оказалось так тяжело уснуть.

Ей почудились шаги. Фигура в белом появилась за дверью, поодаль маячили две высокие фигуры в чёрном. Та, которую прежде звали Лас, вздохнула и закрыла глаза. Наконец-то.

Тихонько скрипнула дверь. Странно… разве ей нужно открывать двери?

Время шло. Когда она открыла глаза, то увидела Майтенаринн, в больничной одежде. Но в диадеме Утренней Звезды. Неожиданная гостья сидела и молча смотрела на неё, лишённую имени.

Та, что была без имени, закрыла глаза.

— Лас, — произнесла Майтенаринн. — Ты нужна мне.

— У меня нет имени, — равнодушно отозвалась её хозяйка. — Ты говоришь ни с кем.

— Я знаю прекрасное новое имя, — Майтенаринн положила свёрток с одеждой на сидение у кровати, поверх — короткий кинжал в ножнах, символику дома Тегарон. — Как тебе понравится Лас-Таэнин эр Тегарон?

Лас с трудом уселась.

— Светлая, — она выглядела бесконечно уставшей. — Зачем я тебе?

— Дени оставил мне записку, — Майтенаринн опустила голову. — Я хочу выполнить его последнюю просьбу. Я не смогу это сделать без тебя. Я не смогу заботиться о тебе, если ты не захочешь жить.

Лас прикрыла глаза. Кивнула, приняла кинжал.

Прижала ножны к груди.

— Докажи, — попросила она.

Майтенаринн поняла её.

— Ma es matafann ka, — прошептала она.

— Es foar tan es mare, — продолжила Лас и закрыла глаза. — Он любил это стихотворение. Не знаю, почему. Сагари завершил его в ночь своей смерти. Но Дени любил его, всё равно. Сказал, что ты знаешь… знаешь перевод.

— Только несколько строк, — призналась Майтенаринн.

— Читай, — Лас не открывала глаз.

Мы с тобою — едины, мы слиты в одно,

Мы услышали клятву небес,

Что разлуки и горя нам не суждено,

Что…

Не помню, подумала Майтенаринн с испугом. Лас ждала.

Нет тебя — но по-прежнему всходит луна,

Нет тебя — но глухи небеса,

Нет тебя — но земля чьим-то счастьем полна,

Как…

Да что же это?!

Если реки прохладой текут, не огнём,

Небеса не рыдают, скорбя,

Если в прах обращаем всё то, чем живём,

Смеем жить, никого не любя?