– Ты что-нибудь знаешь в этой области?

– Начало железного века? Кое-что, но это не моя специальность, как тебе известно.

Ну так будь доволен. Если сморозишь глупость, гром оркестра и общий энтузиазм тебя прикроют.

– Я никогда не говорю глупостей! – обиделся Адальбер, но добавил: – Хотя, кто знает, может, ты и прав: в конце концов, так будет лучше.

* * *

Профессор Вернер Шлюмпф из Венского университета оказался точь-в-точь таким, каким люди представляют себе профессоров: маленький нервный человечек с усами, бородкой и в пенсне. Волосы с проседью уже начинали отступать со лба к затылку. Единственной оригинальной чертой в его облике был изуродовавший левую бровь шрам, но манеры и любезность ученого были безупречны.

Обменявшись с собратом предписанными этикетом приветствиями, он присел к столу, где друзья курили сигары за чашкой кофе. Впрочем, ему тоже тут же предложили сигару, и он принял ее вместе с водкой, мгновенно поданной лично Георгом. Новоприбывший сделал солидный глоток, уставившись на Морозини, к которому, узнав, что тот князь, начал проявлять особый интерес.

– Я полагаю, вы не археолог? Обычно высшая аристократия не обременяет себя работой...

– Ошибаетесь! Я антиквар, специалист по старинным драгоценностям.

Ха-ха! Начинаю понимать, но боюсь, пребывание здесь вас разочарует: все ценные предметы, найденные с 1846 года в дороманских захоронениях в окрестностях соляных копей, высоко в горах, хранятся теперь в Музее естественной истории в Вене. Кое-что осталось здесь, в нашем маленьком местном музее, но не самые лучшие. Во всяком случае, вряд ли вам тут удастся что-то купить.

– А я и не собираюсь, – отозвался Морозини с улыбкой, способной обезоружить даже вдовствующую императрицу. – Я интересуюсь только драгоценными камнями и приехал сюда, чтобы составить компанию моему другу Видаль-Пеликорну.

Профессор внезапно обиделся:

– Зря вы пренебрегаете украшениями нашего периода! Они сделаны из чистого золота, а некоторые очень красивы... Здесь была развитая цивилизация. Жившее здесь племя имело не кельтское происхождение, как поначалу предполагалось, скорее они были иллирийцами. Вероятно, они принадлежали к торговому поселению, описанному Геродотом, к тем, кто селился на скрещении больших дорог, по которым текли грузы железа, соли и амбры. Советую вам подняться к башне Рудольфа, чтобы увидеть некрополь, наиболее древние могилы которого свидетельствуют о том, что изначально здесь соблюдался обряд сожжения умерших...

Профессор был явно доволен, что напал на неофита, и, не обращая внимания на своего французского собрата, делал настоящий доклад, в который Адальберу, несмотря на героические усилия, так и не удалось вставить ни словечка. Альдо развлекался, принимая игру и слушая старого ученого с лестным для того вниманием, пока не отвел взгляда. И было из-за чего! Высокий человек крепкого сложения, выдававшего недюжинную силу, появился в зале и подошел к Георгу Браунеру, протиравшему за стойкой бокалы.

Незнакомец был в другой одежде, но фотографическая память Морозини сразу же восстановила обстановку, в которой Альдо видел этого человека в прошлый раз: именно он сопровождал таинственную даму в черной кружевной маске, сидевшую в ложе Оперы. Теперь на нем было надето что-то вроде ливреи на венгерский лад – с черными брандебурами и серебряным галуном, но лицо было, безусловно, то же. Однако недовольный голос Шлюмпфа вернул Альдо к реальности:

– Вы меня больше не слушаете, князь?

– Слушаю, слушаю, извините! Вы сказали... Господи, как было трудно не отводить взгляда от этого старого болтуна! К счастью, Адальбер, заметив, что произошло нечто необычное, пришел на помощь:

– С вашего позволения, господин профессор, не скрою, что похоронные обряды Гальштата меня всегда немного озадачивали. Ведь с течением времени воины перешли от сожжения умерших к погребению...

– Очень возможно, под влиянием кельтов...

– Но почему же тогда в некоторых могилах находят кальцинированные скелеты?

На этот раз попытка переключить внимание Шлюмпфа на коллегу удалась, и Альдо смог продолжить наблюдения. Человек в ливрее потягивал пиво у стойки, болтая с Георгом. Но кружка вскоре опустела. Смутная улыбка, короткий поклон – и незнакомец заспешил к выходу.

– Простите, я на минутку! – бросил Альдо собеседникам. Никакая сила на свете не могла бы помешать ему в этот момент пуститься по следу загадочного незнакомца.

Хотя ему пришлось продираться сквозь развеселую толпу, охотник успел выскочить на маленькую площадь у озера как раз вовремя: его дичь сворачивала направо в проулок, куда он вслепую и бросился. Давно уже наступила ночь, после яркого света трактира глазам понадобилось некоторое время, чтобы привыкнуть к темноте, и когда князь добрался до конца узкого прохода и уперся в лестницу, то, увы, время было упущено – сколько Альдо ни прислушивался, стараясь понять, спускается или поднимается незнакомец, ничего не расслышал. Тот, видимо, двигался бесшумно, как кошка. Как ни жаль было, пришлось отказаться от преследования...

Вернувшись на постоялый двор, Морозини принялся искать Браунера, но не нашел: хозяин, казалось, улетучился. Проходившая мимо с нагруженным пенящимися кружками подносом Мария сказала ему, что муж спустился в погреб почать новую бочку. Князь, вздыхая, вернулся к своим собеседникам, все еще поглощенным погребальными обрядами Гальштата, что, впрочем, не помешало профессору без особых церемоний поинтересоваться, куда, черт побери, его носило.

– Я был у себя в комнате, – ответил Альдо. – Пошел принять таблетку аспирина, чтобы задавить мигрень в самом начале. Все это, наверное, из-за шума, а может, и из-за пива...

– Наше пиво еще никогда и никому не причиняло вреда! Вам бы лучше пойти прогуляться. Воздух – главное лекарство в наших горах, где, кстати, можно вылечить все болезни. Здесь – истинный рай для здоровья, и вам, живущим в ваших задымленных городах, хорошо бы почаще им пользоваться. Веками наши края приносят пользу...

Морозини открыл было рот для протеста: назвать «задымленным городом» его милую Венецию, похожую на розу, распустившуюся на воде! Это же надо такое выдумать! Но Альдо не удалось вымолвить ни слова: подогретый шнапсом престарелый болтун начал новую речь, так что волей-неволей пришлось проглотить обиду.

Так прошло еще около часа, прежде чем профессор Шлюмпф, вытащив из жилетного кармана огромные серебряные часы-луковицу, не объявил, что ему уже пора отправляться на покой. Однако он не позабыл условиться о свидании со своими «выдающимися собратьями» (профессор выпил столько водки, что ему уже было все равно, кто археолог, кто антиквар), чтобы завтра же проводить их к раскопкам.

– Только этого не хватало! – проворчал Морозини, когда они поднимались к себе без особой надежды заснуть, ибо празднество внизу было в самом разгаре.

– Забудь про это! Скажи лучше, куда это ты понесся совсем недавно, будто затравленный заяц? – поинтересовался Адальбер.