Электронный адрес оказался одноразовым, но Вундерлих легко не сдавался. Он запустил в игру пробный шар, то есть сделал контрольную закупку, или, в данном случае, контрольное пожертвование.

Номер кредитной карты, которую использовал детектив для двадцатидолларового пожертвования, круглые сутки контролировался подразделением по борьбе с подделками карт «Виза». Они должны были немедленно информировать Вундерлиха о любой покупке, произведенной с этого счета. Через три дня после пожертвования кредитку использовали для оплаты одиннадцатидолларового ленча в ресторане «Гамбо-Пот» на Фермерском рынке на углу Фарфакс и Третьей авеню. Вундерлих знал, что с картой совершили пробную операцию. Нечто недорогое и легко покрываемое наличными – на тот случай если бы кредиткой не удалось расплатиться.

В ресторане все прошло благополучно, после чего Вундерлих и еще четыре детектива из группы отправились на Фермерский рынок – обширную территорию со старыми и новыми магазинами и ресторанами, где всегда толклось много народу, что делало место идеальным для кредитных мошенников. Четверо распределились по торговому комплексу и ждали, в то время как Вундерлих отслеживал использование карточки по телефону.

Два часа спустя после первой оплаты картой вновь воспользовались – для приобретения шестисотдолларового кожаного жакета в магазине «Нордстром» на том же рынке. Детективы арестовали молодую женщину, как раз когда она завершала покупку жакета. Затем следствие перешло в так называемую цепную фазу, когда полиция продвигалась от одного подозреваемого к другому, по мере того как те выдавали сообщников, и аресты осуществлялись по цепочке.

В конце концов полиция вышла на человека, сидящего на вершине пирамиды, – то есть на Сэма Скейлза. Когда история попала в СМИ, Вундерлих, говоря о Скейлзе, дал ему прозвище Цунамский Свенгали,[28]потому что большинство жертв надувательства оказались женщинами, которые хотели помочь симпатичному священнику, чье фото красовалось на сайте. Это разозлило Скейлза, и во время моих с ним бесед он стал называть детектива Вундеркиндом.

Я прибыл в сто двадцать четвертый отдел на тринадцатом этаже здания уголовного суда к 10.45, но зал был пуст, если не считать Марианны, секретаря судьи. Я прошел за ограждение и приблизился к ее столу.

– Вы как, коллеги, еще проводите тут плановые слушания? – спросил я.

– Все в сборе. Ждем вас. Я позову остальных и сообщу судье.

– Она в бешенстве?

Марианна пожала плечами: она не хотела говорить за судью. Тем более перед адвокатом. Но в определенном смысле она дала мне понять, что судья не в восторге.

– Скейлз пока еще здесь? Не увезли обратно?

– Видимо, да. Я не знаю, куда девался Джо.

Я подошел к столу защиты, сел и стал ждать. Наконец дверь, ведущая во временное помещение для арестованных, открылась, и оттуда появился Джо Фрей, судебный пристав, приписанный к его двадцать четвертому отделу.

– Мой парень еще там, не увезли?

– Почти увезли. Мы думали, вас опять не будет. Хотите к нему?

Он придержал для меня стальную дверь, и я шагнул в маленькое помещение, где находилась лестница, ведущая на четырнадцатый этаж – в тюрьму при здании суда, и две двери – в камеры меньшего размера, относящиеся к судебному залу. В одной из дверей имелось окошко на случай консультаций клиента с адвокатом, через стекло я увидел Сэма Скейлза, сидящего в одиночестве за столом, в оранжевом тюремном комбинезоне и наручниках. До суда его держали под стражей без права освобождения под залог, потому что арест произошел до окончания предыдущего испытательного срока, который я выхлопотал для него по делу «Трим-Слим-6». Это была крайне удачная для него судебная сделка, и вот теперь все мои старания пошли прахом.

– Наконец-то, – произнес Скейлз, когда я вошел.

– Можно подумать, ты куда-то спешишь. Ты готов к тому, о чем мы договорились?

– У меня нет выбора.

Я сел напротив него.

– Сэм, выбор есть всегда. Но позволь мне объяснить еще раз. Тебя взяли с поличным, так? Тебя поймали на выманивании денег у людей, которые хотели помочь другим, пострадавшим от сильнейшего стихийного бедствия. У обвинения – трое твоих подельников, которые выторговали себе поблажки, дав показания против тебя и номера найденных у тебя кредиток. Если довести дело до суда, судьи и присяжные проявят к тебе столько же сочувствия, как к какому-нибудь потрошителю детей. Может, даже меньше.

– Мне все известно, но я же ценный член общества. Я мог бы обучать людей. Направьте меня в школы. Направьте в загородные клубы. Дайте мне испытательный срок, и я расскажу людям, чего им надо остерегаться в этой области.

– Тебя им надо остерегаться. Ты упустил свой шанс, полученный в прошлый раз, и прокурор сказал, что нынешнее их предложение – последнее. Единственное, что я могу тебе гарантировать, – снисхождения не будет.

Как много моих клиентов похожи на Сэма Скейлза! Они искренне верят, что еще не все потеряно, что за дверью еще есть свет. И именно я тот человек, которому приходится объяснять им, что дверь заперта да и лампочка давно перегорела.

– Тогда, как я понимаю, мне больше ничего не остается, – сказал Скейлз, глядя на меня полными сурового обвинения глазами за отказ найти для него выход.

– Это твой выбор. Хочешь судебного процесса – пойдем на процесс. Ты получишь десять лет плюс тот год, что не догулял до конца испытательного срока. Ты их по-настоящему разозлил, парень, и они могут просто передать тебя ФБР. А те, если захотят, свободно вздернут тебя за мошенничество в общефедеральном масштабе с использованием электронных средств.

– Позвольте спросить кое о чем. Если мы выйдем на судебный процесс, мы можем выиграть?

Я едва не рассмеялся, но у меня все еще оставалось к нему доля сочувствия.

– Нет, Сэм, мы не можем выиграть. Ты разве не слушал, что я твердил тебе в течение двух месяцев? Ты у них в кулаке со всеми потрохами. Ты не можешь выиграть. Но я здесь для того, чтобы сделать так, как пожелаешь. Если хочешь судебный процесс, пойдем на процесс. Но должен предупредить: тебе придется уговорить свою мать заплатить мне снова. Мое оплаченное время заканчивается сегодня.

– Сколько она уже вам заплатила?

– Восемь тысяч.

– Восемь кусков! Это же деньги с ее проклятого пенсионного счета!

– Я удивлен, что у нее вообще там что-то осталось, с таким сыном.

Он метнул в меня разящий взгляд.

– Извини, Сэм. Мне не следовало этого говорить. Судя по тому, что она мне рассказывала, ты хороший сын.

– Черт, надо было пойти учиться на гребаного юриста! Вы такой же плут, ничуть не лучше меня. Вы об этом знаете, Холлер? Просто та бумажка, которую вам выдали, делает вас легальным мошенником, только и всего.