— Нет, не окончен…

— Чего ты хочешь? — повторила она свой вопрос. — Чего?

— Вы можете заглянуть в будущее и сказать, что нас ждет? Я вас очень прошу… Вполне возможно, что я зря так психую. Ведь так? Вдруг все обойдется и без вмешательства со стороны? Разве я не прав? Просто успокойте нас. Это все, чего я прошу. Пожалуйста.

Карим вытянул из бумажника крупную сумму и положил на стол. На всякий случай — если гадалка вдруг передумает и возьмет за это плату.

— Ф-ф-ф… — выдохнула она и отодвинула деньги в сторону. Расчистила место на скатерти и взяла в руки колоду карт. — Ладно. Так и быть. Помогу я тебе. Расскажу, что к чему. Хоть и плохой ты слушатель. Не хочешь слушать то, что тебе не подходит. Не хочешь…

— Я обещаю принять правду, — поклялся Карим, взяв все мужество в кулак.

И только после этого гадалка начала раскладывать карты. Сначала одну. Потом вторую. Третью. Четвертую. Она выложила их в ряд и внимательно изучила. Затем перевернула и вложила обратно в колоду. Закрыла глаза и что-то прошептала.

Ведьма долго молчала. Сидела в каком-то трансе и ничего не говорила. Зажмурившись, будто видит сон. И так продолжалось минут десять. Может, даже больше. Она словно общалась с духами.

Но затем глаза открылись — руки стали выкладывать на стол все новые и новые карты. Одну за другой. Пока колода не иссякла.

— Что случиться должно, того не изменить, — нарушила она тишину. — В твой тридцать третий день рожденья ждет тебя подарок. И этот подарок — дитя.

— Что? — не мог удержаться Карим. — Дитя?

— Таков подарок судьбы.

— Ну ни хрена себе подарок… Пожалуйста, сделайте с этим что-нибудь!

Но ведьма снова повторила:

— Что случиться должно, того не изменить… Будут слезы в этот день, — взяла она одну из карт и поднесла ее к глазам. — Но слезы отнюдь не от счастья. Ждет тебя потеря, Карим. Потеряешь сокровище.

— Сокровище? Что еще за сокровище?

— Это не деньги. Их у тебя много. А вот настоящее сокровище одно осталось. Кое-что важное ты потеряешь, но важное же и найдешь. Это изменит твою жизнь, она станет другой. Ты изменишься сам. Судьба сделает тебе подарок. Но плата за него будет высокой.

— Какая плата? Вы же видите это? Скажите мне прямо…

— Тебе придется признать одну нелегкую вещь.

Карим подался вперед и с удивлением спросил:

— Какую?

А ведьма ответила:

— Что ты его любишь.

Наташа

Моя жизнь опять менялась. Наша красивая история отношений будто чем-то заболела, ее подтачивали сомнения, нервозность, недосказанные слова. Карим сердился на себя и на врачей. На ведунью, которая наговорила кучу странностей, а помочь отказалась. По крайней мере, так он считал. Он был уверен, что я не заслужила такой участи — позорно стать матерью в восемнадцать лет.

Конечно, так звучала официальная причина всей этой суматохи. Карим просто беспокоился обо мне и не хотел все усложнять. Но мне почему-то казалось, что дело тут в другом. А именно в его интересах. Это он, а не я, был морально не готов к ребенку. Он хотел жить налегке, получать бесплатный секс, когда этого хочется. А хотелось ему этого постоянно, днем и ночью. Но я теперь часто была не в настроении. Нередко хандрила и думала о маме — о том, как сильно похожи наши судьбы, хотя я всячески избегала повтора. Я всегда себя била в грудь, что не повторю ее ошибок. Что не позволю себе залететь, едва покинув школьные стены. А все произошло именно так, она как будто чувствовала это…

Впрочем, я все больше представляла, что чувствовала моя мать тогда, девятнадцать лет назад, когда узнала, что беременна. И осознала, что теперь ее мечты так и останутся мечтами. Ей пришлось распрощаться с универом, и меня будет ждать то же самое. Потому что денег я не найду — учеба оплачена всего на два первых года. А что дальше? Кто будет моим спонсором? Карим? Как только он убедится, что я беременна, он выбросит меня на улицу. Убивать ребенка я не стану, ни за что. Я не пойду на это, как бы он ни просил. А в таком случае мой богатый бойфренд сделает только одно — избавится от бракованной игрушки и найдет себе другую. Я стану как одна из тех карманных собачек, которые перестали радовать своих хозяев, и они их выгнали из дома, чтобы завести себе нового питомца.

Ну да. А на что я надеялась? Что это будет вечно? Что он захочет быть отцом? Что это все любовь? Это просто похоть — Карим мне сам об этом говорил, а я его не слушала… Очень зря, Наташа. Очень зря. Теперь все стало на свои места, розовые очки можно снимать.

Оглядываясь назад, я твердо понимала, что была неправа. Я не ценила свою мать и всегда ее считала слабой. Бесхарактерной. Неудачницей. А на деле сама ничем не лучше ее. Ведьма не зря говорила, что я от нее отвернулась — это так и есть. Я не дочка, а сволочь. Кому я теперь буду нужна, если не матери? Родительский дом — мой единственный вариант, туда мне и дорога. Придется взять свою гордость за горло и признать, что я никто и ничего не добилась. Просто залетевшая дура.

— Ната, у нас есть че пожрать?

Я стояла на балконе и плакала. Смотрела на вечерний город, а мысленно была где-то в старой хрущевке, где прошло мое детство. Пыталась представить, как там все изменилось без меня. И изменилось ли вообще? А вот Карим тогда думал совсем о другом. Он меня не понимал и делал вид, что ничего не происходит — вернулся домой и тупо хотел пожрать… А нечего.

— Извини, я не готовила.

Он вышел ко мне и с удивлением переспросил:

— Ничего не готовила?

— Да. Ты понял все верно. Есть нечего. Можешь сэндвич себе сделать.

Карим оперся локтями на бортик и молча кивнул.

— Угу. Не готовила… А почему? Что-то не так? Не было воды или… Ты плохо себя чувствуешь? В чем причина?

— Ни в чем, — ответила я и снова поймала рукой слезинку.

— Почему ревешь?

— Ты не поймешь меня…

— Опять декан приставал?

— Нет. Он тут ни при чем.

— Точно? — нахмурился Карим.

И я развеяла все сомнения:

— Точно… Я сегодня не ходила в универ.

— Не ходила в универ? — удивился он. — Почему? Что еще за прикол?

— Я же говорила, ты не поймешь.

— А что тут понимать? Ты просидела целый день в квартире. Ничего не готовила, на пары не ходила. Стоишь на балконе и ревешь тут на холоде… Что случилось, Ната? Из-за чего у тебя снова сопли? Просто скажи, как я могу решить эту проблему…

— Я думаю о маме.

— Думаешь о маме? Зачем? Что о ней можно думать?

Карим хотел обнять меня и притянуть к себе, но я одернула локоть.