Женя Расин, вопреки утверждениям все тех же упомянутых источников, тоже выглядел вполне опрятно: никаких пятен от красок на джинсах, и то ли новехонький, то ли недавно выстиранный красный свитерок в обтяжечку… Женя, насколько знал Померанцев, из двоих авторов выставки был не только лидером продаж, но был им вполне заслуженно: кажется, действительно талантливый парень. Тогда как его товарищ Игорь Ким относился скорее к категории просто способных. Оба художника были хрупкими, невысокими и носили традиционные для их профессии прически: длинные волосы, собранные сзади в хвостик. Но на этом сходство между друзьями кончалось.

Блондин Расин, вопреки субтильности своей фигуры, отличался крупными, сугубо славянскими чертами лица. Ким — наполовину кореец — гармонично сочетал природную хрупкость с узкими, черными, как угольки, восточными глазами и высокими скулами. Вот он-то по части своего внешнего вида Померанцева не разочаровал: и джинсы оказались запятнаны краской по полной программе, и потертая кожаная куртешечка-«косуха» напялена прямо на голое тело и, разумеется, не застегнута.

Помимо друзей-художников в мастерской находилась девушка — высокая, стройная блондинка с симпатичным, правильным личиком, которое портило абсолютно пустое выражение кукольно-голубых глаз. Валерий, внимательно изучивший все банкетные снимки, легко припомнил, что девушку зовут Елизавета Максимовна Синицына: москвичка, работает в модельном агентстве, но не моделью, а секретарем на телефоне. А вот чьей подружкой из двоих друзей она является, вспомнить никак не мог… И где, кстати, вторая из них — Виктория Степановна Крикунова? По предварительной договоренности по телефону, здесь должны были находиться обе девицы. Если верить снимкам, эта Крикунова значительно ярче и красивее Синицыной. Брюнетки, с точки зрения Валерия, были в принципе привлекательнее блондинок.

— А что, Виктория Степановна опаздывает? — между делом поинтересовался он после того, как Расин провел его в глубь просторной мансарды — туда, где явно был жилой уголок: целых две широкие софы, стоявшие параллельно друг другу изголовьями к стене, между ними стол. В стороне — газовая плита на четыре конфорки, несколько стульев, кухонный шкаф-пенал и настоящая, выкрашенная ярко-красной краской садовая скамейка… «Оригинально!» — подумал Валерий, с любопытством оглядывая мастерскую со своего места. Одна стена и часть потолка — застекленные. Ну, это понятно… Еще на одной из стен на довольно большом расстоянии друг от друга три картины — очевидно, не вошедшие в экспозицию «Примы». В углу слева от входа гора коробок с красками, длинный, покрытый разноцветными пятнами стол с целой батареей бутылок, заполненных какими-то то ли маслами, то ли растворителями, и множеством разнокалиберных кистей и кисточек. Мольберты, укутанные серой тканью, — справа от входа. Там же — маленький подиум, в данный момент пустой, несколько стульев разной высоты. Все, кажется…

Увлеченный «рекогносцировкой местности», Померанцев не сразу обратил внимание, что в ответ на его замечание по поводу опоздания Крикуновой в мастерской воцарилось несколько напряженное молчание. И лишь перехватив странные взгляды, которыми обменялись художники, насторожился.

— Что-то не так? — Свой вопрос он адресовал Жене Расину, почему-то сочтя его главным из двоих. Однако в ответ заговорил как раз Ким:

— Понимаете, Валерий…

— Александрович, — подсказал Померанцев, поворачиваясь к корейцу, сидевшему на той же софе, на которую усадили его самого, с абсолютно невозмутимым выражением лица. — Мы вам пообещали, конечно, пригласить Вику, но выполнить просьбу не смогли.

— И почему же?

— Не дозвонились, — коротко ответил Ким.

— Вы что же, за прошедшие с момента нашего разговора два дня ни разу с ней не виделись? Поссорились, что ли? — высказал догадку Валерий.

В конце концов, не мог же художник не знать, где живет его подружка! Следовательно, и съездить к ней тоже бы мог, предупредить о встрече: даже самый легкомысленный человек должен понимать, что убийство — дело серьезное, что одним только опросом на месте происшествия дело наверняка не обойдется!

— Я со своими женщинами, — сухо улыбнулся Игорь, — никогда не ссорюсь… Это вы у Евгения спрашивайте, как и что.

— Я с ней не ссорился! — Расин не стал дожидаться вопросов и, плюхнувшись на вторую софу, напротив Померанцева, сердито сверкнул на своего друга глазами. — Ты ж видел, как она тогда психанула, прямо при тебе! Я-то тут при чем?

— И я видела и слышала, — подала голос Лиза, до этого момента молча поглядывающая на Валерия.

— И что же вы видели? — поинтересовался следователь, переводя взгляд на девушку.

— А то… — Блондиночка порозовела. — Когда нас — ну тогда, когда… В общем, когда этот человек умер и приехала милиция и всех держали почти до утра… В общем, когда нас отпустили, Вика так разоралась на Женьку, что просто ужас!.. Сказала, что он ее якобы втянул… Жень, во что? Я уже не помню точно…

Расин вздохнул и отмахнулся от Лизы как от надоедливой мухи.

— Понимаете, — он хмуро поглядел на Померанцева, — мы и так все были тогда не в себе, а тут еще Вика ни с того ни с сего завелась. Обвинила меня, что я ее чуть ли не в историю с убийством втянул, а у нее папаша вроде бы пост какой-то высокий занимает, чуть ли не в Думе, что ли… Словом, скандал там ни к чему. Авторитет отца и все такое прочее… Словом, психанула как следует, поймала какого-то левака и свалила от нас.

— И вы что же, так ее с того момента и не видели?

— Я ей звонил! А после того как вы попросили нас сегодня тут собраться, вообще обзвонился.

— Что, телефон не отвечает?

— Она мне только мобильный дала… Ну, вначале просто не включала связь, а вчера и позавчера по ее номеру автомат отвечал вообще чушь какую-то: мол, неправильно набран номер.

— Съездить к ней домой, как я понял, вы не пытались?

— Откуда я знаю, где она живет? Говорила, что в центре, но к себе меня не приглашала — опять же из-за папаши: дом с охраной и все такое… А адрес конкретно она вашему сотруднику дала, я его не запомнил, не до того было тогда… Помню, что называла, а он записывал…

— Стоп-стоп! — Валерий нахмурился. — Она его называла или сотрудник переписывал адрес с паспорта?

— Называла, это я точно помню, потому что паспорт Вика с собой на банкет не взяла… Это я точно помню, потому что она еще сказала, что в ее сумочку, кроме пробника духов и пудры с тушью, никакой паспорт не влезет, да и зачем он ей? Она что — ясновидящая, чтобы предположить, что вместо банкета тут человека убьют? Этот опер, который нас опрашивал, поворчал-поворчал, но делать-то нечего.

— Значит, адрес записан со слов… — задумчиво кивнул Валерий. — Ясненько… Что ж, Евгений Иванович, давайте в таком случае и начнем с вашей пропавшей подружки. С самого начала: как и где познакомились, долго ли встречались… Словом, все, что вы можете о ней сказать…

Фотохудожник, интересовавший Галю Романову, проживал недалеко от центра, в громоздкой, обремененной архитектурными излишествами «сталинке», да еще и в одной из немногих сохранившихся в этом районе коммуналок. Звали его весьма звучно: Арнольд Герасимович Каплер, а в упомянутой коммуналке ему принадлежали две комнаты из четырех, отчего остальные жильцы — дряхлая, но от этого не менее скандальная старуха и семейство, состоявшее из четырех человек, — ему яростно завидовали и периодически писали на Каплера и его «излишки жилплощади» кляузы по инстанциям, не понимая, что времена давно переменились и стукачи сейчас не в чести…