Бурбон-стрит была не слишком подходящим местом для женщины без провожатого, одетой в платье цвета морской волны от Холстона. Воздух был пропитан сексом. Из баров доносились звуки музыки. В свете неоновых ламп все выглядели зловеще. Вечером в этом городе, на этой улице одинокая женщина представляла собой вызывающее зрелище. На меня смотрели мужчины. Некоторые косились. Но, слава богу, пока не приставали.

Я сконцентрировалась на своей сумочке, представляя себе, что в ней лежит револьвер. Если как следует сосредоточиться, можно убедить любого пьяного в стельку, что я вооружена и очень опасна. Впрочем, женщины были еще хуже. Они тоже думали о сексе, но не со мной. Я была соперницей. Меня толкали локтями и пинали. Уличные проститутки не боятся воображаемых револьверов.

Я шла быстро. Всеми способами избегая контактов с кем бы то ни было. Какого-то моряка рвало. В подворотне стоял белый и угрожал черному ножом. Все смеялись этому нарушению естественного положения вещей. Мимо проплывали наркоманы с полузакрытыми глазами и обвисшими щеками. Ребятишки Калки по вечерам на улицу не выходили. И правильно делали.

Последние два квартала, которые я прошла по Дофин-стрит, были ужасны. Скопившаяся под галереями темнота с запахом кофе таила в себе множество опасностей. Я сначала шла, потом затрусила, а последние несколько метров, отделявшие меня от птичье-рыбного магазина, пробежала во все лопатки. Магазин был закрыт. Сквозь не закрытые ставнями окна пробивался свет от аквариумов, напоминавших жидкие опалы. Я трижды позвонила в колокольчик.

Дверь открылась. Доктор Лоуэлл оказался высоким, худым и лысым. Помню, в тот момент я облегченно вздохнула. Слава богу, он не был громадным, грузным и не стоял сзади.

Когда я хотела заговорить, он приложил палец к губам. А потом жестом позвал меня за собой. Мы на цыпочках прошли между рядами мерцающих аквариумов и накрытых клеток. Для нейтрализации острого запаха птиц использовался какой-то цветочный аэрозоль. Образовавшаяся смесь вызвала у меня второй за день приступ головной боли.

Доктор Лоуэлл отпер дверь с надписью «Частная квартира» и посторонился, пропуская меня на темную лестницу. У меня заколотилось сердце. Теперь он стоял сзади. Но я добралась до его квартиры, не подвергшись ни насилию, ни нападению, ни покушению на убийство. Он включил свет.

— Входите, миссис Оттингер, — любезно сказал он. — Простите за то, что вам пришлось идти, крадучись в темноте. Но если бы вы зажгли в магазине свет или сказали хотя бы два слова, все эти проклятые птицы до единой проснулись бы и снова угомонились только через час. Прошу садиться. Как вы догадываетесь, я и есть доктор Лоуэлл.

— Конечно, — тупо сказала я, рассматривая убранство комнаты. Тут не было ничего особенного. Большой письменный стол, диван, два стула, секретер и несколько акварелей экзотических птиц. — Доктор Лоуэлл. — Я сделала ударение на его титуле. — Вы все еще практикуете?

— О нет. На самом деле я никогда не был практикующим врачом. Всего лишь преподавал. А потом стал «бизнесменом». — В свете висевшей на потолке лампы дневного света его лысая куполообразная макушка отливала голубым. — Насколько я могу судить, Джим Келли был способным студентом. Я знаю, что вы пишете о нем. Читал две ваши статьи в «Сан».

— На самом деле их писала не я, — начала защищаться я. Я вовсе не собиралась быть литературным псевдонимом сначала Г. В. Вейса, а потом Б. Сейперстина. Амелия писала свои книги сама. И стихи тоже.

— Прекрасно понимаю вас. Я говорил о вас с Джимми… или Калки. Он сказал, что вы будете его личным пилотом.

— Да. Но, кроме того, он хотел, чтобы я продолжала сотрудничать с «Сан». Чтобы выяснить, что они… знают. — Я никогда не была сильна в притворстве.

— Что они знают, — повторил доктор Лоуэлл. В голубом свете он выглядел необычайно зловеще. С другой стороны, каждый будет выглядеть зловеще в голубом свете. — На самом деле имеет значение только то, что знаете вы, верно?

Я почувствовала угрозу и снова прикинулась дурочкой.

— Я знаю очень мало, особенно о его юности.

Доктор Лоуэлл кивнул.

— Я думаю, Джимми… нет, будем называть его Калки. В конце концов, он действительно Калки. У Джимми настоящий талант к химии. Мы оба поняли это, когда в первый год его учебы он создал совершенно новый галлюциноген — вы не поверите — из простых абрикосов.

— Совершенно новый… что?

— Наркотик. — Доктор Лоуэлл без всякого смущения произнес слово, бывшее причиной моего полуночного визита. — Он был гением… скажем так, у него были замечательные способности создавать наркотики-галлюциногены. Он получал их из совершенно неожиданных источников. Но потом пошел в армию, и тут все началось.

— Он сам принимал наркотики?

— Вопрос деликатный, особенно в данных обстоятельствах. — Доктор Лоуэлл выдвинул ящик письменного стола. Я ожидала, что он вынет оттуда настоящий, а не воображаемый пистолет. Вместо этого он достал бутылку шотландского виски и два стакана. — А теперь давайте отведаем разрешенного наркотика, этой нирваны средней Америки. Выпьем! — Он угрюмо засмеялся. В докторе Лоуэлле было что-то удручающее и смутно знакомое. Он наполнил стаканы. — За Калки! — сказал он. Мы чокнулись и выпили.

— Доктор Лоуэлл… — Я, не привыкшая к чистому виски, с трудом проглотила обжигающую жидкость. Арлен буквально полоскала горло текилой. В результате за десять лет ее голос понизился на пол-октавы. — Меня предупреждали о репутации вашего магазина…

— Лучшие тропические птицы и рыбы на свете. Их присылают из джунглей Амазонки прямо к вам на ранчо, в роскошные апартаменты или жалкую квартирку с одной спальней. — Свет, лившийся сверху, мешал разглядеть его глаза. — Мы отгружаем товар куда угодно.

— Я видела Джейсона Макклауда в Катманду. А сегодня днем — в вашем магазине. Сегодня вечером я встретила его снова. Понимаете, у меня возникла проблема. Забудьте про «Сан». Я вовсе не обязана продолжать писать статьи. Но я подписала контракт с «Калки Энтерпрайсиз». Считается, что я служу реинкарнации Вишну. Звучит пышно, но кто знает? А сейчас позвольте мне открыть карты. Если все эти религиозные фокусы являются лишь фасадом, за которым прячется торговля наркотиками, что будет со мной, когда поднимет шум комиссия сенатора Уайта? Я окажусь невинной овечкой в «черном вороне», едущем прямиком в Синг-Синг. — Когда я выложила все начистоту (почти), мне стало намного легче.

Доктор Лоуэлл закрыл невидимые глаза.

— Понимаю вашу проблему, — сказал он. — И отношусь к ней с уважением. Попытаюсь вам помочь. Калки не связан с этим магазином. Это целиком мое детище. Да, Макклауд действительно работает на комиссию Уайта. Как комиссии, так и сенатору Уайту нужна шумиха. Меня подозревают в торговле наркотиками. Я близко знал Калки, и мы до сих пор поддерживаем отношения. Ergo, Калки вовсе не аватара всемогущего бога, а распространитель наркотиков. Макклауд и Уайт несколько месяцев понапрасну тратили время. Но по мере роста известности Калки будет расти и известность комиссии. Уайт собирается стать сороковым — или сорок первым? — президентом этой огромной страны. А Макклауд собирается подняться вместе с ним. Если, конечно, сам Макклауд не двойной агент.