– А мне он не нравится, – решительно заявила девушка. – И даже не уговаривай. Не могу уйти, не сделав пакость, – она встрепенулась. – Что ты там говорил про краску?

Подполковник Осокин еле сдерживал праведный гнев. Все его логические выкладки оказались верны. А местные работники – просто бараны! У Юрия Андреевича имелся колоссальный опыт. Он все понимал, обладал звериной интуицией, и будь он проклят, если ему кого-то из этих вурдалаков было жалко! Но пышный прием, учиненный ему «мстителями» – три инцидента за ночь! – он расценил за личное оскорбление. Эти бандиты просто глумятся над ним! А хрупкое самолюбие подполковника полиции так просто уязвить…

Информация начала поступать еще в субботу. Полиция вновь обложила Зубиловку и прославившееся общежитие. Из тех семерых, что парились в застенках у Кудесника, закрыли только пятерых. Двое пропали! Они же не идиоты, чтобы сидеть и ждать, пока полиция начнет работать головой, а не задницей! И самое противное, что об этой парочке никто не мог толком рассказать! Временами виделись, здоровались. Вроде бы снимали тут жилье. Ночевали не каждую ночь – имелось, стало быть, резервное жилье. Они не выглядели парой в обычном понимании этого слова. Иногда их видели вместе, иногда порознь. А если между ними и был секс, то кого это волнует? Вся общага погрязла в блуде и грехе, даже гастарбайтеры, приходящие лишь ночью, далеко не ангелы. Парочка действовала грамотно – ни одного разговора по душам с соседями, ничего информативного во фразах – чем реально занимаются, как относятся к жизни и власти. В общении такие же, как и все, – могли и выпить, и шуточку сальную ввернуть. Они НЕ ВЫДЕЛЯЛИСЬ! И вместе с тем были закрытыми, как разведчики в глубоком вражеском тылу. Хорошо, что сохранились ксерокопии паспортов – впрочем, по месту постоянной регистрации они давно не жили, соседи вспоминали, что такие существовали – люди как люди, а что касается печальных жизненных историй, каких-то обид на власть – то у кого их сейчас нет? Конечно, не повезло этой девушке…

Но «положительная динамика» все же просматривалась. Таинственные «мстители» уже не выглядели такими таинственными. У них имелись лица и паспортные данные. Юрий Андреевич вызвал к себе Кудесника – они стояли напротив друг дружки, озлобленные, набычившиеся, раздраженные, яростно недолюбливающие один другого и все же призванные работать вместе. Перекрыть все выезды из города, перекрыть все поля, овраги и кладбища, примыкающие к Качалову! Прибудут подкрепления из района и соседних населенных пунктов – людей распределять грамотно. Зачистить Качалов, но не «топором», чтобы население тут взвыло и кинулось с вилами на мэрию. Тактично, деликатно, объясняя людям, что полиция бережет их сон и надежно стоит на страже демократических завоеваний, гражданских прав и свобод. У каждого работника правоохранительных органов должны быть фотографии подозреваемых и их личные данные. Такие же фото – у всех «внештатных» сотрудников. Они же – увеличенные, со страшными подписями – на каждом фонарном и телеграфном столбе, на всех досках объявлений и прочих публичных местах, вплоть до единственного бесплатного общественного туалета в торговом центре. Результат должен быть уже сегодня – в воскресенье!

– А вы не допускаете мысли, Юрий Андреевич, что эти двое уже укатили из города? – мрачно вымолвил Кудесник. – Сделали гадость и смылись, зная, что мы закроем Качалов.

Тема была больной, но что-то подсказывало Осокину, что это не так.

– Не думаю, Аркадий Григорьевич. – сбавил он накал. – Не могу избавиться от мысли, что у этих людей имеется своя профессиональная… или назовите ее как хотите – гордость. Они будут стоять до конца – пока не попадутся… или пока не выполнят все, что запланировали.

– Вы полагаете, у них наполеоновские планы? – Кудеснику снова стало не по себе.

– Я полагаю, что все, ими совершенное, – еще цветочки. Не впадайте в панику, подполковник, сейчас не самое подходящее для этого время. Поздно пить боржоми. Сейчас – или они нас, или мы их. Усильте охрану должностных лиц… тех, кто еще не пострадал. И сами будьте настороже. И еще, – он смерил незадачливого «шерифа» неприязненным взглядом. – Злоумышленникам стало известно, что Николай поедет к судье Горшевичу. Об этом были в курсе несколько ваших работников – те, что предоставили адрес дачи, те, что присутствовали при этом, те, что путано объясняли, как проехать, – в итоге он долго плутал по лесам и дачным поселкам, злоумышленники его опередили и красиво всех уделали. Вы должны отчетливо представлять, Аркадий Григорьевич, что один из этих людей слил информацию злоумышленникам. И слил оперативно – не сходя с места. Выявите круг этих людей и проведите расследование с привлечением толковых оперативников. Я не призываю вас арестовывать всех этих людей и подвергать их пыткам – в этом случае вы наживете еще больше врагов, – но сделайте так, чтобы от дальнейшей работы эти люди были отстранены.

Осокин сидел в пустом гостиничном номере, без бумаг, без компьютера, и проматывал в голове ключевые события минувшей ночи. Ну, какие ловкачи, ей-богу! Он восхищался этими людьми. Эти двое работают на пределе, на грани фола, но пока еще не оступились. Они наделали столько дел, поставили на уши весь город, весь Интернет, масса пострадавших – физически и морально – и ни одного трупа! Такого не бывает, рано или поздно они сорвутся, допустят ошибку, и тогда появятся жертвы. А это на руку властям – и чем больше трупов, тем больше им это на руку. Он разговаривал с Людмилой Анатольевной – супругой судьи Горшевича, женщина плакала, подробно описывала приметы «помощника» подполковника Осокина (которые он и так уже знал). Примечательный молодой человек – артист от бога, может сойти и за строгого следователя из Москвы, и за ущербного обитателя качаловского дна. Меняет внешность, как хамелеон. Во время беседы у Людмилы Анатольевны зазвонил телефон. Учтивый мужской голос (знакомый по записи допроса двухдневной давности, но уже без сбивающих с толку «особенностей») предложил забрать ее дражайшего супруга на незавершенной стройке в Октябрьском районе. Продиктовал точный адрес. Предложил поторопиться, а то «любезному Дмитрию Викторовичу очень больно». Сорвались всей толпой, и Юрий Андреевич впереди, на белом коне. Фантазии у злоумышленников пока хватало. Судья Горшевич в позе летучей мыши болтался под потолком и был ни бе, ни ме, ни кукареку. Пульс прощупывался, и врач в больнице сказал, что все в порядке, от растяжений связок еще никто не умирал. Но он очень удивится, если в ближайший месяц Дмитрий Викторович сможет совершать элементарные двигательные операции – поднимать бокал с «Хеннесси», передвигаться, подтирать себе задницу и т. д. Сообщить что-то вразумительное Горшевич также не мог: выжатые тряпки не страдают словесным поносом.

Не успели поматериться, как новое сообщение: приезжайте на Гостинодворскую улицу и сами посмотрите, не пожалеете. Фантазии у злоумышленников пока действительно хватало… Собравшиеся в указанной точке работники экстренных служб стояли, задрав головы, и с почтенным благоговением взирали – словно на солнечное затмение! – на два болтающих под козырьком тела. Поднять их «по горячим следам» не удалось. Человек, обмотавшийся веревками, сам едва не загремел в пропасть! У крыши имелся небольшой наклон, затрудняющий доступ к «объектам». Пришлось пожарникам ставить машину на тротуар, вздымать лестницу на четвертый этаж и проявлять чудеса эквилибристики, чтобы отвязать и спустить бесчувственные тела. Оба были живы – молодые, сильные и здоровые, – но уже на грани. И опять ни бе ни ме. В карманах сохранились удостоверения работников службы наркоконтроля – и соответствующие выводы Осокин сделал. Резать засохший клей (отличного импортного качества!) пришлось ножами – всю ночь только тем и занимались. Попутно у пострадавших выявились тяжелые переломы в грудных клетках, в черепных костях, свернутые носовые хрящи. Комментировать ситуацию они и не пытались. Нашлись свидетели конфликта, разгоревшегося в баре, – явно инсценированного злоумышленниками. По описанию внешности парня и его женщины (минус усы, которые никого не обманут, женский парик) – те самые герои…