Приятели задумались, помолчали, а потом Кутас смущённо попросил:

— А ты не мог бы достать из нашего тайника моё самое большое сокровище? И огрызок карандаша? Мне тут пришла в голову мысль, что я забыл кое-что пометить. Пока не скажу что.

— Ну и пожалуйста, можешь не говорить, — слегка обиделся заяц.

Он отстегнул булавку и, глубоко сунув за пазуху лапу, вытащил из тайника сложенный в несколько раз листок бумаги и карандаш.

Щенок положил листок на подлокотник и, взяв карандаш в забинтованную лапу, принялся водить им по бумаге. Кадрилис с пониманием повернулся к нему спиной.

— Готово, — сказал щенок, возвращая обе драгоценности, одна из которых снова провалилась на дно карманчика.

— Как ты думаешь, — заговорил Кадрилис, — почему пилот и рта не раскрыл, когда мы всю неприглядную правду о себе рассказывали? Что, если он потерял руку совсем не во время катастрофы вертолёта, а, Скажем, ему её в подвале крыса отгрызла или какой-нибудь хулиган отломал?

— Нет, — помотал головой Кутас, — пилот Менес не из тех, кто станет врать. Он скорее даст отрубить себе вторую руку, чем соврёт.

— Уж больно он скрытный, — дёрнул половинкой уса Кадрилис.

— Зато какой справедливый! И вежливый, и… и…

Вдруг щенок забеспокоился и даже привстал на забинтованные лапы, до предела натянув ремень безопасности. Какая-то мысль пришла ему в голову, он откашлялся, обвёл всех большими глазами и звонко произнёс:

— Очень прошу вашего прощения. Простите, что я сразу вас не поблагодарил. Говорю теперь: искреннее спасибо.

— Не за что, — привычным баском буркнул Твинас.

— Есть за что! — не согласилась Лягария. — За воспитательную работу! И за…

— За вашу доброту, — закончил щенок.

— Внимание, — прозвучал голос пилота Менеса. — Наш корабль производит посадку на промежуточной планете для проведения работ по регулированию бортовых систем.

При этих словах что-то сорвалось с потолка и выбило из клюва Твинаса трубку. Вот такой большой и тяжёлой была слеза Кутаса.

Ещё никогда подбородок Эйноры не был так независимо вздёрнут, никогда раньше её губы не были так вызывающе поджаты, как сейчас, — когда все узнали о её прошлом и её прозвище Замарашка-оборвашка. Нет-нет, она ни чуточки не жалела, что открыла правду. Скорее она терзалась из-за того, что не до конца высказалась, не открыла глаза, не показала всем, что они у неё карие… Да, но ведь, признавшись в этом, кукла не смогла бы продолжить слежку за пилотом. А следить за ним нужно непременно! Если он даже в минуты всеобщей откровенности не сознался, что имеет две руки, если по-прежнему напускает туману, значит, замыслил что-то недоброе и ни на какую Тандадрику их не везёт. Если присмотреться и прислушаться, то нетрудно заметить, что его поведение подозрительно. Вот хотя бы его кабина… Он охраняет вход в неё как зеницу ока! Покидая её даже на минутку, непременно запирает, да и вообще никого туда не пускает. А раз он так скрывает кабину от остальных, значит, внутри находится что-то очень важное, то, что поможет разгадать тайну его второй руки. Она сорвёт с него маску, даже если для этого придётся пожертвовать жизнью! После того как Кутас пытался сжечь себя, чтобы искупить вину в гибели планеты, после того как Кадрилис столько раз рисковал жизнью ради спасения товарищей, после того как хромой толстяк Твинас унизил себя, чтобы она, Эйнора, не почувствовала себя униженной, — после всего этого кукла чувствовала ответственность за тех, с кем свела её судьба. Поэтому гордая Эйнора вынашивала план проникновения в пилотскую твердыню и её досконального осмотра…

— Я бы хотел предложить вам помощь, если вы хотите выйти наружу, — прервал её размышления Твинас.

— Спасибо, но я устала и останусь в салоне, — отказалась Эйнора.

Трудно сказать, показалось ли ей или в самом деле Твинас с облегчением вздохнул и торопливо проковылял в одиночестве к выходу. Неужели после того, как она призналась, что является всего лишь выброшенной на помойку Замарашкой-оборвашкой, он охладел к ней и не хочет быть рядом?

А пассажиры уже оживлённо сходили по трапу вниз. Первой спускалась Лягария, волоча за болтающуюся ручку саквояж, — после пропажи Эйнориной перчатки лягушка решила, что оставлять саквояж в корабле слишком рискованно. Следом шёл Кадрилис, придерживая одной лапой Кутаса. Перестав винить себя и мучиться, щенок быстро пошёл на поправку. Последним ковылял непривычно обеспокоенный Твинас: он пытался поскорее перебирать по трапу шлёпанцем, будто за ним гнался десяток бульдогов Гогасов!

Таким образом, в пассажирском салоне осталась одна Эйнора. Она сидела, чуть подавшись вперёд, и прислушивалась к малейшему шороху в пилотской кабине. А Менес, как нарочно, всё не выходил, — судя по всему, он регулировал бортовые системы. Или готовил западню для всех — как знать? А что, если Менес вообще не выйдет из кабины? Тогда хитроумный план Эйноры сорвётся, а потом, может, будет поздно… Нет-нет, чего бы это ни стоило, она должна выманить пилота из кабины, причём так, чтобы тот оставил дверь открытой.

Эйнора потихоньку расстегнула ремень безопасности, медленно открыла глаза и подкралась к входной двери, рядом с которой находилась кнопка поднятия трапа. Кукла нажала кнопку, и трап еле слышно втянулся внутрь корабля. Затем она плотно закрыла дверь, с разбега изо всех сил ударила по ней кулаками и повалилась на пол с душераздирающим криком:

— Ой! Помогите! Скорее! Ай!

Лёжа на полу, кукла напряжённо прислушалась: вот приоткрывается дверка кабины, шуршит комбинезон — похоже, пилот на ходу прячет здоровую руку под пустым рукавом… Шаги совсем близко…

— Что? Что случилось? — спрашивает слегка встревоженный голос, а рука в перчатке стискивает её ладонь.

— Голова… — простонала Эйнора. — Я шла… не заметила… наткнулась на дверь… наверное… разбила…

— Пойду принесу лекарство, — повернул назад пилот.

— Нет! — вцепилась в его рукав Эйнора. — Душно! Задыхаюсь!.. Скорее на воздух… помогите…

Он готов был подхватить её на плечо, и Эйнора вздрогнула:

— Не трогайте… больно… голова… идите вперёд… ай!.. Я сама…

Она с трудом встала, придерживаясь за пустой рукав пилота, а он двинулся к двери, открыл её и, ни о чём не подозревая, шагнул в пустоту…

Эйнора прислушалась к тому, как Менес с грохотом упал на землю, как охнул Кутас, как… Но скорее, скорее! Она открыла глаза, на этот раз не беспокоясь об их цвете, и поспешила к узкому коридору, где белела дверь в кабину корабля. Ага, она не заперта и открылась от лёгкого касания. С расширенными от волнения глазами и быстро стучащим сердцем Эйнора вошла в кабину пилота.

Когда пилот летел вниз головой с корабля на землю, рядом с «Серебряной птицей» находился только Кутас. Приподнявшись на забинтованные лапы, он глядел вдаль, где смутно виднелся кончик заячьего уха.