— Найберг, Нг и другие уничтожат ее с большой охотой — это гораздо легче, чем захват. Больше ничего не скажешь?

— Нет. Приказано было не приближаться и сохранять расстояние не меньше световых суток...

— Мониторы, — снова кивнул Аркад. — Эсабиан наверняка опустошил все флотские склады, захваченные им, и весь район утыкан передатчиками.

— Значит, они узнают об атаке, как только вы выйдете из скачка.

Он побарабанил пальцами по ручке кресла.

— Но у нас будет их гиперрация, и мы будем знать то же, что и они, включая приказы.

— Вы уже расшифровали заголовки депеш Барродаха?

— Почти — и это во многом уравнивает наши шансы.

— У них остаются гиперснаряды — и что он там еще раскопал на этой станции.

— Отсеиванием правды из агиток Барродаха занимается целая команда, — слегка улыбнулся Аркад, — но одно ясно: они еще не научились управлять Пожирателем.

— Но ведь серебряная сфера до сих пор у Эсабиана?

— Насколько нам известно, они прибыли на Пожиратель вместе с Сердцем Хроноса. — В его глазах зажегся веселый огонек. — Вот будет номер, если эта фиговина после всех трудов не сработает.

Вийя подумала об ужасающих усилиях — и жизнях, которые потратил Эсабиан, чтобы приобрести эту сферу.

А я держала ее в руках и упустила.

— Думаю, не так это просто — заставить ее работать.

— Приободрись, — сказал он и встал. — Мы с тобой ее потеряли, но, будь она у нас, мы все равно не знали бы, что с ней делать. И есть вероятность, что она вообще больше не действует. Она хранилась на Храмовой Планете миллионы лет.

— Возраст станции тоже несколько миллионов, — напомнила она.

— Но она им не подчиняется. — Он сделал один из своих легких небрежных жестов. — Впрочем, пусть этим занимаются эксперты. В награду за ваши услуги я попытался улучшить ваши жилищные условия, и тебе, во всяком случае, теперь разрешается ходить повсюду без маяка обнаружения. Что я еще могу для тебя сделать?

За себя бы она не стала просить, но за свой экипаж — другое дело.

— Ваш Архон, Ториган, затевает процесс против Локри. Известно тебе об этом?

Он сжал губы, и его спектр подвергся мгновенной перемене.

— Я не могу вмешиваться в дела правосудия.

— Это не правосудие, когда человека обвиняют в преступлении, которого он не совершал, а он не может представить доказательств.

Аркад встал рядом с ней, глядя на многокилометровый, медленно вращающийся цилиндр. Его близость лишала ее покоя.

— Правосудие — это процесс, а не результат. Я не могу вмешиваться в него напрямую. Не могу даже отложить этот суд, как отложил все остальные, а ведь в таком случае разбирательство перенесли бы на Артелион, где влияние Торигана минимально и шансы Локри были бы гораздо выше. — Его конфликтующие чувства причиняли ей почти физическую боль — как музыка, играющая слишком громко. — Локри — рифтер, и сейчас, когда новости раздувают роль рифтеров в этой войне, открытое вмешательство с моей стороны серьезно подорвало бы доверие к моей особе.

— Я думала, военное положение сильно ограничивает свободу слова.

— Я первым же своим декретом отменил военное положение. Новости нужны нам, чтобы подготовить мою коронацию и создать видимость стабильности. Но Ториган это понимает и использует растущие антирифтерские настроения, чтобы ускорить процесс. Это, помимо прочего, позволяет ему поднять старый вопрос о том, пригоден ли я управлять государством, — ведь я был на одном корабле с Локри, когда нас вернули под крыло Панархии. — Теперь он смотрел прямо на Вийю. — Тебе и всем твоим тоже надо соблюдать осторожность. Репортеры будут постоянно гоняться за вами. — Она чувствовала его решимость, отточенную и яркую, как сталь. — Но я отказал Торигану в его прошении о применении местного кодекса — Локри будут судить по законам Мандалы. А в защитники ему я подберу лучшего воката, которого здесь можно найти.

— Спасибо, — сказала она, и его эмоции снова закружили ее водоворотом.

— Ты не хочешь задержаться ненадолго? — с открытой улыбкой спросил он.

Она закрыла глаза. Он Дулу, способный, вероятно, лишь на самое короткое увлечение. Его тяга к ней была вызвана ее гневом и поддерживалась интересом к человеку, которого они оба любили. Он знает, что она читает его эмоции, но приветствует, вытекающую из этого честность — явление редкое в его кругу. А его вера в то, что она ни с кем не поделится своими открытиями, обезоруживает ее окончательно.

Единственный подарок, который она может сделать ему, — это скрыть цену, которую она платит за это их одностороннее общение. Когда-нибудь он потеряет к ней интерес, и они расстанутся красиво. Но до этого она не в силах ему отказать.

— Хорошо, я останусь, — открыв глаза, сказала она.

ЮЖНЫЙ ПРИЧАЛЬНЫЙ ОТСЕК «ГАММА».

АРЕС

Товр Иксван, подхватив саквояж, вышел из челнока в гулкое пространство причального отсека. Длинные ноги вынесли его во главу процессии беженцев, сходящих с корабля, где он сбавил шаг до своего обычного темпа.

Сначала он подумал, что это его рост привлек к нему внимание репортера, который бросился к нему с серебристой айной на лбу. Красный камень в ажурной оправе, закрепленный у репортера на переносице, указывал на прямую трансляцию в Аресский ДатаНет. Но первые его слова удивили Иксвана.

— Вокат Иксван? Я Ник Корморан, Арес-25, рабочий синдикат Режинальского Облака. Можете вы сказать что-нибудь об условиях жизни на Рейде? Прочему вас, гностора колледжа Комической Универсалии, сочли нужным задержать на сортировке?

Двадцать пять. Столь малый номер означает, что это влиятельный канал. И хотя информация о прибывающих гражданских судах распространяется свободно в целях скорейшего размещения беженцев, имя Иксвана из списков новоприбывших без соответствующих программных ресурсов выловить не так просто. Известность Иксвана ограничивалась в основном Белым Южным октантом.

— Вы, очевидно, приняли меня за кого-то из Дулу, — усмехнулся Иксван. Он слегка наклонился, чтобы смотреть прямо в айну, не проявляя пренебрежения. Ему представилась возможность вернуть свой долг Рамони, Фелпсу и другим, кто никогда не выберется с Рейда. — Как вы верно изволили заметить, я занимаюсь номической универсалией. Было бы гораздо лучше, если бы люди правильно понимали значение этого слова.

— Вы хотите сказать, что через Рейд следовало бы пропустить всех и каждого?

«А он молодец, — подумал Иксван. — Это облегчит мне задачу».

— Как раз наоборот. Ни один человек не должен подвергаться чему-либо подобному. — Иксван подавил желание развить эту тему. Красноречие уместно в зале суда, а репортерам нужно отвечать покороче.

— Но Арес не может их вместить. Не отправлять же их обратно в лапы рифтерам?