Приемы для усмирения тоски

Пребывание Малика в отделении начинается с конфликта. Серьезного конфликта. Он заявляет, что уйдет. Все считают его ужасно нервным. Он по любому поводу впадает в ярость, краснеет как рак и машет кулаками. Он к тому же производит множество странных звуков и движений: трогает ноги, очки, плитку на стенах, и так раз по десять подряд. Когда я спрашиваю, что его заботит и о чем он мечтает, он отвечает: «Чтобы гнев улетучился из моей головы, чтобы дурацкие мысли оставили меня в покое».

Потом постепенно он отходит и начинает удивлять весь персонал. Он становится вполне милым, идет на компромисс, меньше ссорится с детьми. Это доказывает, что знакомая обстановка становится для него менее враждебной. Другой характерный признак: Малик умен и сам находит для себя приемы для усмирения тоски, он неистово листает комиксы в моменты, когда на него «находит». С книжкой он не расстается ни на минуту, постоянно носит ее под мышкой.

Я очень рассчитывал, что «личностные тесты» помогут мне определить причину проблем Малика. Особенно мне интересно, как он расскажет историю про Черную Лапку. Но в целом результаты тестов оказываются не особенно информативны. Они подтверждают сложную психическую деятельность, организованную по собственным правилам, поддерживаемую разнообразными ритуалами и запертую на амбарный замок. Его комментарии оказываются бедными, лаконичными, лишенными фантазии. Он отвечает безо всякого энтузиазма. И при этом всячески избегает ситуаций, специально предназначенных, чтобы выявить тревожность (когда Черная Лапка потерялся или ему что-то угрожает). «Мне это ни о чем не говорит, никаких мыслей на эту тему»… а сам в это время пять раз подряд соединяет указательные пальцы! Самый настоящий синдром НС, сам себе выставляющий диагноз. Привычный бессознательный ритуал выдает его: образы, которые ему предлагает врач, пробуждают невероятную тревожность, которая постоянно живет в нем. И эта форма неосознанного признания сама при этом его огорчает.

Психолог пишет в заключении: «Страх одиночества, навязчивые мрачные мысли… но при этом постоянное желание контролировать ситуацию и невозможность при этом справиться с эмоциями».

Еще более глубокое расстройство

Когда к Малику приходит мама, я ей подробно рассказываю о ходе обследования и о выводах, сделанных с участием всей команды. У него действительно НС, причем давно, и одержимость номерными знаками или буквами алфавита были его первыми признаками. Мы это предполагали с самого начала, но сейчас можем сказать точно. Эти проявления — лишь внешняя оболочка, скрывающие более глубокое недомогание. Постоянная всеобъемлющая тревожность, происхождение которой неизвестно. Может быть даже, она врожденная… Но наверняка можно сказать одно — он всеми силами старается ее скрыть. Ни в коем случае не дать ей выплеснуться. Малик изматывает себя, ожесточенно сражаясь со страхами, устанавливая раз за разом свои незримые барьеры. Ему просто не остается места в голове, чтобы думать и учиться. И горе тем, кто помешает ему осуществить спасительные ритуалы. Мальчик вспыхивает гневом — как представляется окружающим, беспричинным.

Его мании — личный своеобразный способ выключить фильм ужасов, прокручивающийся в его сознании, реакция на навязчивые идеи. Эти ритуалы отнимают ужасно много времени. Пока Малик успокаивает себя своими историями, достучаться до его мозга невозможно. Он герметично закрыт от внешних раздражителей. Все, что происходит вокруг, особенно в школе, мальчика не касается. Его мысли не впускают новых знаний. Место занято. Надо как-то разрушить этот порочный круг.

Успокоенные родители способны успокоить

Малика надо научить жить и действовать так же, как другие люди. Отправной точкой будет отсутствие раздражителей в окружающей обстановке. Родители, уж коли они обрели надежду, сами должны успокоиться. Надо помочь ему постепенно выйти из изоляции: приглашать в дом ребят, отдать Малика в спортивную секцию. В школе нужно договориться с преподавателями о том, чтобы они спокойнее и мягче относились к мальчику и не раздражались на некоторые его ритуалы. Заключить с ними союз и попросить составить некоторый педагогический проект для координации действий всех преподавателей. Я тоже приму в этом участие.

При этом без медикаментозного лечения не обойтись. Я предлагаю новый препарат, эффективность которого для уменьшения ритуализации была доказана. В малых дозах он еще и помогает справиться с депрессивным состоянием и тревожностью. И утихомирить навязчивые мысли, которые одолевают ребенка. Тогда уменьшатся и его страхи, а разобраться в них поможет психолог, которого я ему рекомендую: «Лекарство уменьшит навязчивые идеи, но ты должен выпустить их из головы, как пар из скороварки!»

Мама обещает позвонить через неделю, рассказать, как дела и как действует лекарство. Я еще пишу письмо лечащему врачу мальчика, чтобы держать его в курсе дела.

Наступает затишье

Звонок меня обнадеживает. Чуда не произошло, но Малик часто рассказывает о больнице и явно стал более раскован. Но мама пока еще настороже. Ну, хотя бы она видит, что лекарство мало-помалу действует. Мальчик хорошо его переносит, она согласна продолжать лечение. Подведем итоги через полгода. А пока я займусь школой.

Спустя шесть месяцев Малик, как и было договорено, появляется в отделении для двухдневного обследования. Родители довольны: «Перемена очень заметна, дома буквально настала другая жизнь!» Малик и вправду чувствует себя лучше, тревожность стала меньше, он чувствует себя уверенней, слабее симптомы НС. Договор со школой в силе. Учителя в целом довольны: его уровень знаний стал выше. Он стал послушней, несколько впрочем замедлен, зато стал более общительным. Последний раз, когда его толкнула одноклассница, он страшно разозлился, но сумел сдержаться. Крепко сжал кулаки и не ударил ее. Он начал заниматься дзюдо, ходит туда вместе с соседским мальчиком.

В медицинском заключении было отмечено улучшение состояния. Малик стал менее импульсивным и нервным, более открытым. Его рисунки перестали быть такими мрачными и тусклыми, даже почерк стал лучше. Но мне все равно он показался грустным, хотя он сам признался, что «идиотские мысли уже появляются в два раза реже». Я спросил, что бы он хотел изменить в жизни, и он сказал: «я хотел бы, чтобы забот было поменьше». По-прежнему у него остаются его ритуалы и повторяющиеся жесты, по-прежнему он не следит за своей речью. К тому же некоторые навязчивые идеи его еще не совсем оставили: «Я пока еще не совсем такой, как все. Я делаю всякие штуки, которые они никогда не делают, я не могу с этим совладать… Но сейчас мне удается это скрывать, потому что эти штуки стали слабее… Как вы думаете, они могут совсем исчезнуть?»

Тем не менее прогресс налицо: Малик реалистично оценивает действительность и свое состояние, учится контролировать эмоции. Что касается голосов, которые его преследовали: «Я их больше не слышу… да их никогда и не существовало по-настоящему. А я считал, что я чокнутый, сумасшедший!»

Мальчик стал отлично ладить с младшим братиком, привязался к нему. Я убедился, что поддержка, оказанная всей семьей, приносит свои плоды. И родители это подтверждают: «Мы очень сблизились, особенно когда заметили, что сын пошел на поправку!» Мне кажется, они способны помогать ему и дальше: он очень в этом нуждается, несмотря на явный прогресс и на позитивное в целом медицинское заключение, которое мы вынесли в итоге. Поскольку мы увидимся только через год, я задаю один из моих излюбленных вопросов, они очень явно показывают, насколько удалось продвинуться в лечении: