Дина заставил приехать совершенно бессмысленный набор обстоятельств, и, сходным же образом, я отправился с ним тоже «нипочему». В Нью-Йорке я ходил себе в школу, волочился за девушкой по имени Люсиль – прекрасной итальяночкой с волосами медового цвета, на которой в самом деле собирался жениться. Все эти годы я искал женщину, на которой хотел бы жениться. Я не мог встречаться с девушкой, не задавая себе вопроса: А какой женой она станет? Я рассказал Дину и Мэрилу о Люсиль. Мэрилу хотела узнать про нее все, хотела с нею познакомиться. Мы неслись сквозь Ричмонд, Вашингтон, Балтимор наверх, к Филадельфии по извилистой трассе и разговаривали.

– Я хочу жениться на одной девушке, – говорил я им, – затем, чтобы с нею можно было отдыхать душой, пока мы оба не состаримся. Ведь это не может продолжаться все время – все эти безумства, все эти метания. Мы должны куда-то идти, что-то отыскать.

– Ай, да брось ты, чувак, – сказал Дин. – Я врубался в тебя много лет – по части «дома», «семьи» и всех этих тонких и чудесных штуковин у тебя в душе. – Это была печальная ночь; но она была еще и веселой ночью. В Филадельфии мы зашли в павильон купить себе гамбургеров на наш последний доллар. Продавец за прилавком – а было три часа ночи – услыхал, как мы говорим о деньгах и предложил нам гамбургеры бесплатно, и кофе впридачу, если мы согласимся втиснуться к нему в подсобку и помыть тарелки, поскольку его постоянный работник не пришел. Мы аж подпрыгнули. Эд Данкель сказал, что он старый ловец жемчуга, и засунул свои длинные ручищи в бак с тарелками. Дин стоял с полотенцем и лыбился, как влюбленный теленок, Мэрилу – тоже. Все закончилось тем, что они начали обниматься посреди всех этих кастрюль и сковородок; потом скрылись в темном уголке кладовки. Продавца это не колыхало, коль скоро мы с Эдом мыли посуду. Мы все сделали за пятнадцать минут. Когда начало светать, мы уже мчались сквозь Нью-Джерси, а перед нами, в заснеженной дали поднималась огромная туча Метрополии Нью-Йорк. Дин намотал на голову свитер, закрыв уши, чтобы не отмерзли. Он оказал, что мы – банда арабов, которые едут взрывать столицу. Мы просвистели сквозь Линкольн-Тоннель и подъехали к Таймс-Сквер: Мэрилу хотелось поглядеть на нее.

– О черт, хорошо бы найти Хассела. Вы смотрите хорошенько, может, увидите. – Мы прочесывали взглядом тротуары. – Старый добрый клевый Хассел. Видел бы ты его в Техасе.

Вот так Дин проехал около четырех тысяч миль из Фриско через Аризону с заездом в Денвер всего за каких-то четыре дня, куда втиснулись бесчисленные приключения, и это было только начало.

Мы приехали ко мне домой в Патерсон и уснули. Первым проснулся я; день уже клонился к вечеру. Дин с Мэрилу спали у меня на кровати, мы с Эдом – на постели моей тетушки. Побитый расстегнутый чемодан Дина распластался на полу, и с него свисали носки. Из аптеки внизу позвали к телефону. Я сбежал по лестнице: звонили из Нового Орлеана. Это был Старый Бык Ли, который туда переехал. Старый Бык Ли хныкал своим пронзительным голоском. Похоже, что к нему домой только что заявилась девушка по имени Галатея Данкель – в поисках парня по имени Эд Данкель; Бык не имел ни малейшего понятия, что это за люди. Галатея Данкель проигрывала цепко. Я сказал Быку, чтобы он успокоил ее насчет того, что Данкель – с Дином и со мной, и что вероятнее всего мы подберем ее в Новом Орлеане на обратном пути к Побережью. Потом со мною по телефону поговорила сама девушка. Она хотела знать, как там Эд. Она была совершенно обеспокоена его счастьем.

– Как вы добрались из Тусона в Новый Орлеан? – спросил я. Она ответила, что послала домой телеграмму, ей выслали денег, и она поехала автобусом. Она была полна решимости догнать Эда во что бы то ни стало, потому что любила его. Я поднялся наверх и все рассказал Большому Эду. Тот сидел в кресле с очень встревоженным видом – ангел, а не человек, на самом деле.

– Ну, ладно, – сказал Дин, внезапно проснувшись и выпрыгнув из постели, – нам надо поесть – и немедленно. Мэрилу, пошебурши-ка на кухне, посмотри, что там есть. Сал, мы с тобой сейчас сходим вниз и позвоним Карло. Эд, посмотри, чего тут можно сделать по дому. – И я вслед за Дином скатился по лестнице.

Парень, заправлявший лавочкой внизу, сказал:

– Тебе тут только что опять звонили, на этот раз из Сан-Франциско, спрашивали какого-то парня по имени Дин Мориарти. Я сказал, что здесь таких нет. – Дину звонила милейшая Камилла. Этот человек из аптеки, мой хороший друг, длинный, спокойный, посмотрел на меня и почесал в затылке: – М-да, вы что тут – международным борделем заправляете?

Дин маниакально захихикал:

– Врубаюсь, чувак! – Он запрытнул в телефонную кабинку и позвонил в Сан-Франциско с оплатой разговора абонентом. Потом мы звякнули Карло домой на Лонг-Айленд и сказали, чтобы он приезжал. Карло появился часа два спустя. Тем временем мы с Дином подготовились к отъезду в Виргинию, чтобы забрать остаток мебели и привезти сюда тетушку. Приехал Карло Маркс с какой-то поэзией подмышкой и уселся на раскладной стульчик, рассматривая нас своими глазами-бусинками. Первые полчаса он вообще отказывался что-либо говорить: во всяком случае, ему не хотелось привязывать себя. С тех дней «Денверской Хандры» он малость поуспокоился; этому способствовала «Дакарская Хандра». В Дакаре, отрастив бороду, он шлялся по закоулкам с местными детишками, которые привели его к колдуну, и тот предсказал ему судьбу. Он показывал фотокарточки безумных улиц с травяными хижинами, хиповых дакарских задворок. Он сказал, что на обратном пути чуть не сиганул с парохода, как Харт Крейн. Дин сидел на полу с музыкальной шкатулкой и с безмерным изумлением слушал песенку, которую та наигрывала – «Прекрасный романс»:

– Маленькие позвякивания кружащихся колокольцев. Ах! Послушайте! Давайте все вместе склонимся и заглянем в самую сердцевину музыкальной шкатулки – пока не постигнем всех ее секретов, звяк-звяк-колокольцы, у-ух… – Эд Данкель тоже сидел на полу; у него были мои барабанные палочки; он вдруг начал выстукивать крохотный ритм под мелодию шкатулки – мы едва могли расслышать его. Все затаили дыхание и слушали:

– Тик… так… тик-тик… так-так… – Дин поднес ладонь к уху; челюсть у него отвалилась; он произнес:

– Ах! У-ух-х!..

Карло наблюдал это глупое безумие сквозь щелочки глаз. Наконец, шлепнул себя по колену и сказал:

– Я должен сделать объявление.

– Да? Правда?

– Каково значение этого путешествия в Нью-Йорк? Что за подлые дела вы тут затеваете? В смысле, чуваки, куда идете вы? Камо грядеши, Америка, в сияющем автомобиле своем в ночи?

– Камо грядеши? – эхом отозвался Дин, раскрыв рот. Мы сидели и не знали, что сказать: говорить больше было не о чем. Можно было только ехать. Дин подпрыгнул и сказал, что мы готовы ехать обратно в Виргинию. Он залез под душ, я приготовил большое блюдо риса со всем, что оставалось в доме, Мэрилу заштопала ему носки – и мы, считай, собрались. Дин, Карло и я влетели в Нью-Йорк. Мы пообещали Карло вернуться к нему через тридцать часов – как раз, чтобы вместе встретить Новый Год. Стояла ночь. Мы оставили его на Таймс-Сквер и поехали назад по такому накладному тоннелю в Нью-Джерси и дальше на юг, по дороге. Сменяя друг друга за баранкой, мы с Дином сделали Виргинию за десять часов.