class="p">— Не трясись, не буду трогать. Если дурить не будешь. Иди, Машунь, — и уже после того, как за девушкой закрылась дверь, — Гена, объясните еще раз с именами, адресами матери и тетки, чтоб понимала, что не шутим… Колесникову скажи, что дело пошло.

Оставшись один, Олег Сергеевич закурил и закрыл глаза, выпуская густые клубы дыма:

— Ох, какая. Прямо кукла… Ну, ничего…

Тем временем Машу отвезли к дому и, припугнув еще сильнее, высадили в сумерках прямо у подъезда.

— Маша, как ты? — выскочила к ней из кустов Кулецкая, — жду тебя уже час, еле от идиота своего отделалась.

— Следить за Сашей заставляют… Иначе маму убьют… И тетю Тамару, — слезы лились рекой и Казанцева вдруг понявшая, что оказалась в капкане, в полной мере ощутила, что такое безысходность. С одной стороны влюбленный, но жестокий Горин, а с другой Морозов…

— В полицию нельзя. Морозов видный бизнесмен, у него помимо наркоты, рестораны, завод… Они с Зафировым пятьдесят на пятьдесят вообще считай, всеми заведениями в городе владеют… Сергей сказал, что Олег не отстанет… Он шутить не привык. Жестокий дядя. Может ему всякие мелочи сливать, не будет же при тебе губернатор серьезные вещи обсуждать. Вроде не для этого нужна…

Маша была согласна с подругой, поэтому решила пока затаиться. Вдруг отстанут, когда поймут, что с нее нет прока… Или сам Горин, наконец, устанет, увлечется новой, бросит ее. В любом случае нужно время.

Только одно вводило девушку в ступор: Роман Морозов. Сначала отпустил, а потом его старший брат склонил шпионажу. Это у них игра такая семейная: дать жертве фору, а потом поймать? Маша вспомнила его улыбающееся лицо и теплый взгляд: неужели ей только показалась симпатия? Наверняка, отпустил, сыграл в рыцаря и хорошо повеселился, когда она, как дурочка, поверила.

Подумав, сделала вывод: все они одинаковые: и Горин и Мороз младший. Любят только себя, а женщинами пользуются. Значит выбора нет, нужно плыть по течению и спасать родных людей, а сильные мира сего пусть разбираются сами.

Вечером позвонил Горин и долго расспрашивал о Машиных делах, самочувствии и настроении. Ждет беременности, — догадалась Маша, и это открытие и внезапная мягкость Александра Николаевича так поразили ее, что сердце болезненно сжалось.

Совсем не хотелось обманывать того, в кого влюблена, в сложившейся ситуации просто не было иного выхода.

Ей хотелось так, как Таня, вертеть мужчинами и уметь даже из насильника и отморозка сделать верного пса, но даже в самых смелых фантазиях Горин оставался хозяином положения, а она хорошей девочкой.

Именно об этом просил ее Александр Николаевич перед отъездом:

— Будь хорошей девочкой, моя маленькая.

Вот только как ей остаться, если спасение близких буквально толкает на плохие поступки?

Горин вернулся через три дня и вопреки Машиным надеждам, начал обсуждать рабочие моменты прямо при ней:

— Я этого Колесникова раком поставлю! Каналы перекрою… А как по-другому, Юра, если он за моей спиной, не считаясь, хочет работать дальше? Забыли, кого бояться, суки…

— Саш, давай не будем о работе?

— Перезвоню, Юрий Иванович, — подчинился губернатор и повернулся с ленивой улыбкой.

— Соскучилась что-ли? Ну наконец-то, а то я за этот месяц уже ощутил давно забытую с молодости боль неразделённой любви. Иди сюда, красота моя неприступная, — сильные руки сгребли девушку, и Горин счастливо расхохотался, зарывшись носом в благоухающие ванилью русые волосы, — пахнешь как мечта.

Меньше всего хотелось Маше забываться в его руках, но сердце снова таяло, а тело, как инструмент, настроенный на его руки, предавало.

— Горин, отпусти меня, иначе беда будет, — сама не зная почему, прошептала она, надеясь хоть как-то предостеречь его, уперевшись ладошками в широкие плечи.

Но губернатор слышал совсем не то, что Маша подразумевала под этой невинной просьбой:

— Не могу, глупая. Влюбился как дурак, поэтому ребёнка тебе сделаю, а там уже сама уйти не сможешь.

Влюбился…

Как сладко звучало простое признание из уст этого жесткого успешного мужчины, сводя с ума и заставляя Машу трепетать от счастья. Скажи он это раньше, всё могло сложиться по-другому… Не было бы этого похода в клуб, не было бы Таниного изнасилования и шантажа…

Сегодня, всё было по-особому: Горин, не переставая шептал нежности и как будто уговаривал и так сдавшуюся девушку:

— Ну вот, чего только нервы трепала мне. Сладкая… Чего сопротивлялась… Машенька моя, — руки умело гладили и мяли её, заставляя как кошку бесстыдно прогибаться от каждого интимного прикосновения хозяина. Искушённый, взрослый Александр Николаевич с легкостью доводил до оргазма и крика, делая секс абсолютным удовольствием. Как будто чувствуя, что Маша на пороге какого-то важного решения, он буквально мучал её ласками. К утру девушка, почти охрипла от криков, но снова стонала, кусая губы от удовольствия и отдаваясь голодному Горину, который после недельного отсутствия дорвался до её тела, и буквально сводил с ума своей ненасытностью.

— Ты только роди мне сына, родная моя. Я к твоим ногам весь мир положу. Женюсь…Куда убегала, маленькая, с ума меня свела совсем. Запомни, везде тебя найду… — от его хриплого шёпота, переходящего в поцелуи, рассыпающие засосы по телу, хотелось реветь от счастья.

Он правда любит.

Только вот теперь эти признания приносили ещё и боль. Если она будет шпионить, то Горин не простит и то, как он вёл себя раньше, покажется настоящим раем. Маша знала, что губернатор жесток к неприятелям, и боялась его гнева. Был ли выход из этой ситуации — она не знала, но надеялась, что всё как-нибудь разрешится.

Решив предпринять попытку перемирия, она съездила к матери и тётке, всё ещё продолжающим бойкот. Неуютно и больно было сидеть на маленькой кухне, ещё недавно бывшей её домом и смотреть на родные лица, вдруг ставшие совсем чужими:

— Мама, тётя Тома. Ну, простите меня. Я люблю его, понимаете? Саша разводится, но не из-за меня. С женой давно не живут вместе, потому он хочет ещё детей, а ей жаль фигуру. Вот, посмотрите, — она робко подвинула вперёд папку с документами о разводе, заранее взятую у Горина и обессилено закрыла глаза, не в силах проследить за реакцией.

Маша знала, что ударила в цель, ведь тетка, бесплодная и болезненно воспринимающая тему детей, сразу разошлась:

— Что за бабы пошли! Денег тьма, муж красавец! Нет, ей фигуру жалко! Тьфу! Ты, Машка, не смей аборт делать, если залетишь! Убью!

В комнате снова повисла тишина, но очень скоро её опять прервал голос Тамары, изучившей бумаги:

— Так он ещё год назад начал развод готовить? Так, Галь, хватит дитя тиранить! Она может уже беременная, а мы тут