Я знал, что это неправильно. Я предлагал, но она не принимала. Но я не остановился. Крепко обняв ее, я ускорил темп и так же, как она, закрыл глаза. Мной овладела ярость. Я словно провалился в небытие, а в самом конце задержал дыхание…

Когда все закончилось, я тут же встал, надел брюки, прошел мимо Шелли к окну и выглянул на улицу. Там было полно народу — пришло время обеденного перерыва, и люди гуляли, наслаждаясь хорошей погодой.

— Было мило, — проговорила она. — Знаешь, я…

Я застегнул пуговицы на рубашке и посмотрел на слабое отражение своего лица в стекле. Услышал, как она подошла ко мне сзади. Ее рука легла мне на плечо, а подбородок прижался к спине между лопатками.

Она не закончила свою мысль, а я не стал помогать ей. Это незаконченное предложение подводило итог наших отношений.

— Это было не просто мило, — сказал я. — Это настоящий подарок для меня.

Она медленно погладила меня по спине.

— Надеюсь, это поможет нам, но…

Я закрыл глаза и уперся лбом в оконное стекло. Мое сердце бешено колотилось в груди, колени подгибались.

— Но… — пробормотал я.

— Но это произойдет не сразу.

— Я всегда говорил: чем медленнее — тем лучше.

— Нет, Пол. — Она тихо рассмеялась. — Ты уже переехал из квартиры в многоэтажке в отдельный дом. А помнишь свой офис около ювелирного магазина, когда ты перебивался случайной работой? Помнишь?

Я тоже рассмеялся, позволив себе расслабиться впервые за последние два месяца. Никогда еще она не казалась мне такой близкой. Я ощущал знакомый запах ее волос и почувствовал, как она прислонилась ко мне головой, понимая, что теряю контроль над собой. Я был таким чувствительным и уязвимым, таким взволнованным и ошеломленным…

Пол Райли и Шелли Троттер попрощались у входа в отель «Данстворт», обменялись рукопожатиями. И никаких поцелуев. Шелли Троттер села в такси, а Райли наблюдал за ней, и его глаза блестели. Да, он видел, что Райли неравнодушен к этой женщине.

Это может сыграть ему на руку.

Лео надвинул на лоб бейсболку и пошел прочь. Ему нужно было подготовиться к вечеру.

Я подъехал к «Гала» — новому клубу, открывшемуся всего месяц назад, — в половине восьмого вечера. К дверям выстроилась большая очередь, но я подошел к швейцару-иностранцу, который был почти едва раза крупнее обычного, среднестатистического мужчины, — и назвал свое имя. К удивлению двадцати разодетых в пух и прах людей, стоящих в очереди, меня пропустили.

И все потому, что я назвал два волшебных слова: «Гарланд Бентли».

Я приехал в костюме и галстуке, а для подобного заведения эта одежда была либо слишком официальной, либо недостаточно стильной. На первом этаже находился ресторан, до отказа набитый посетителями. Он назывался «Азиатский фьюжн», хотя я понятия не имею, что это означает. Персонал ресторана дефилировал во всем черном — футболки и джинсы. Играла музыка — нечто среднее между попсой и диско. Как это назвать? Поп-диско фьюжн? Хотя не думаю, что за последние лет двадцать кто-то пользуется таким немодным словом, как «диско». Лично для меня существует лишь два вида музыки: джаз и все остальное. Для современных исполнителей гораздо важнее, как ты смотришься в видеоклипах, чем как ты на самом деле поешь. Никто больше не изобретает новые музыкальные направления, все просто переделывают старые стили и дают им новые названия.

Я сообщил свое имя еще одному администратору, еще более внушительного вида, чем вышибала у двери, и стал подниматься по лестнице в бар. Прошел мимо таблички, указывающей, что наверху идет вечеринка по поводу дебюта известного молодого художника, и решил не уточнять, какой именно «дебют»[7]имеется в виду. Мимо меня вниз по лестнице прошествовали двое мужчин в свитерах с высокими воротниками: волосы у одного из них собраны в хвост, другой обрит наголо, а лица обоих несли на себе отпечаток смертельной скуки. Наверху играло все то же диско. Электронная музыка, яростный ритм и глухие удары басов. Я не понимаю, как люди могут слушать это дерьмо. Освещения почти не было, а большая толпа, собравшаяся в центре зала, окружала мужчину, одетого… да-да, в свитер с высоким воротом. Вероятно, того самого художника. Мне захотелось подойти к нему и напомнить, что на улице — жара тридцать градусов.

Я посмотрел в сторону бара и уже собрался заказать мартини, когда услышал, как кто-то называет меня по имени. Это был Гарланд под руку с азиаткой — почти такой же высокой, как он, и тощей как жердь. На вид я не дал бы ей больше двадцати трех лет.

— Лиза, это Пол Райли.

Я взял ее руку с прекрасным маникюром и бросил восхищенный взгляд на шелковое платье. Боже, этот парень поглощал женщин в том же количестве, как я — спиртное.

— Ты просто обязан познакомиться с Рейвеном, — сказал он мне.

— С нетерпением жду встречи, — ответил я, не имея понятия, кто это.

Когда Гарланд махнул рукой, я понял, что под «Рейвеном» он подразумевал того самого художника. Видимо, жест Гарланда многое значил, потому что через секунду Рейвен уже стоял перед ним, сложив руки на груди и склонив голову. Его лицо было узким и тонким, а волосы всклокочены и стояли дыбом. В школе этого парня наверняка постоянно били одноклассники. Это так же точно, как то, что моя мама пыталась вырастить из меня правильного ирландского католика.

— Рейвен, — Гарланд пытался перекричать музыку, — это мой друг Пол. Пол, это Рейвен — один из самых адекватных художников-постмодернистов, заявивший о себе в этом году.

Я пожал ему руку, пытаясь разглядеть в тусклом свете, использовал ли Рейвен подводку или кто-то подбил ему оба глаза. Судя по внешнему виду, последнее было более вероятным.

— Я всегда считал, что постмодернизм отрицает всяческую адекватность, — сказал я, наклонившись к нему.

Я ощутил прилив гордости за собственную эрудицию, хотя, если быть точным, нечто подобное я где-то прочитал. Рейвен либо не расслышал, либо притворился, что не расслышал. Гарланд нашел мою реплику забавной и прошептал что-то на ухо Лизе, которая смотрела в сторону. Он поцеловал ей руку и повернулся ко мне.

— Ну что? — спросил меня Гарланд.

Вероятно, Лиза решила присоединиться к вечеринке. Я подумал, что она неплохо проведет время и без нас. Там было много мужчин, которые с удовольствием пообщаются с ней, и я уверен, что на этом вечере будет принято столько запрещенных наркотиков, что на выручку от их продажи вполне можно профинансировать какого-нибудь южноамериканского диктатора.

Гарланд мог встретиться со мной внизу, а не звать сюда, наверх. Не думаю, что он пригласил меня для того, чтобы я познакомился с этим амбициозным художником. Нет, дело в том, что все должны приходить к Гарланду, даже если речь идет о встрече на нейтральной территории.