— Я ищу свою девочку, — ответила она, опередив вопрос. — Понимаешь, я ее потеряла. И вот теперь я ищу ее повсюду. Ищу… — Она замолчала, как будто сказала все, что собиралась, но вдруг добавила: — Буду искать, пока не найду… Я не сдамся, пока не найду ее.

Она говорила как бы во сне, голос стал еле слышен, и наконец послышалось бормотанье.

— Так у тебя что, пропал ребенок? — Валманн очнулся. — А ты заявила об этом в полицию? Ведь знаешь, полиция может помочь, когда человек пропадает. Но надо об этом сообщить.

Однако ответа не последовало, а когда он взглянул на нее, то увидел, что она склонила голову набок и крепко спит. Он не стал будить ее. Было ясно, что Кайса Ярлсби нуждалась в отдыхе.

Когда показались огни пограничной станции, он разбудил ее.

— Ты ведь просила подвезти тебя до границы?

— Что? Ну да… — Она в момент пришла в себя и огляделась.

— Извини, если я чуть задремала. Да, мне здесь надо выйти. Спасибо.

— А может, подвезти тебя куда-нибудь еще?

— Куда это?

— Ну, домой… Туда, где ты живешь.

— Нет, только не в эту дыру. — Ее голос стал на одну октаву выше, и она вздрогнула.

— Почему же? — продолжал Валманн своим обычным, мягким голосом.

— Да потому, что это и есть настоящая дыра! Она вдобавок и называется Хёлла…

Валманн осторожно кивнул. Он раздумывал, когда сказать ей о том, что он знает, кто она, и говорить ли это вообще.

— Потому что тот, кто там живет, мерзавец, — продолжала она. — Он не хочет помочь мне найти ее, ему на все наплевать. Я уверена, что он знает, где она, но ему все равно, что с ней случится, с моей девочкой. Но теперь мне пора.

— Прямо тут? Посреди границы?

— Вон там, у кемпинга, пожалуйста. Там у меня знакомые. Биргитта в приемной — моя подружка. Она разрешает мне ночевать в одном из домиков, когда не все занято. А кроме того, она ведет наблюдение.

— Наблюдение? За чем?

— Так, кое за чем… Она знает обо всем, что здесь происходит, Биргитта. Да, я могу заплатить, — произнесла она, как будто бы вдруг испугалась, что Валманн подумает, что она хотела проехать бесплатно. — У меня ведь есть деньги. Моя пенсия. Общество заботится о нас. Во всяком случае, о некоторых из нас.

Валманн свернул к кемпингу «Фагерфьелль». В кафе и в помещении администрации горел свет, остальная часть кемпинга выглядела вымершей. На парковке стоял один-единственный автомобиль.

— Могу ли я тебя чем-нибудь угостить? — спросил он, останавливаясь. — Может быть, чашечку кофе? Он не хотел просто так оставить ее здесь и ехать дальше, хотя она, по-видимому, была в состоянии о себе позаботиться.

— Спасибо. Не надо обо мне беспокоиться. Я знаю, что я больше не похожа на цветочек в петлице. — И она вдруг улыбнулась, обнажив безупречные зубные протезы.

— Да я и сам не прочь выпить чашечку кофе. И что-то съесть. — Он вдруг вспомнил, что еще не обедал.

— Ну тогда я не откажусь.

Он припарковался у кафетерия. Внутри никого не было, кроме продавщицы за прилавком и парня с ежиком черных волос, игравшего на автоматах, сразу на двух. Ритмично и равномерно, как робот, он опускал монеты и нажимал на разные кнопки. Как органист на световом органе, подумал Валманн. Он вынужден был признать, что ловкие движения парня достойны восхищения, хотя в принципе был против азартных игр. На крышке автомата игрок сложил штабелями столбики десяти — и двадцатикроновых монет; монеты были в оригинальной упаковке — прямо из банка. Профи. Уж он-то сможет опустошить эти автоматы!

Они уселись за столиком у окна с чашечкой кофе и «дежурным блюдом». Валманн принес еще кофе и сливки, и они некоторое время сидели молча и смотрели на дорогу, по которой время от времени проезжали машины.

— Итак, у тебя есть муж? — спросил он, нарушая молчание.

— Если его можно назвать мужем, — фыркнула она.

— Неужели он так уж плох?

— Плох? Этот мерзавец Вилли перестал быть для меня мужем, когда надрался как свинья и начал драться в тот день, когда открыли «Морокулиен».[20]Когда он вытащил нож, я поняла, что он за дрянь. С тех пор он общается со всяким жульем. Ты бы видел типчиков, которые к нам приходят. Очень выгодно жить посреди леса, если занимаешься темными делишками. Но денег от того, чем он занимается, я не видела никаких! Дом вот-вот развалится. Ноги моей больше там не будет!

— Я знаю, кто ты, — сказал Валманн. — Ведь тебя зовут Кайса, не так ли?

— Кайса Ярлсби, — ответила она, и впервые в ее взгляде промелькнул интерес. — И как это ты догадался? Какой леший тебе это рассказал?

— Я работаю в полиции, в Хамаре. Меня зовут Юнфинн Валманн. Я сегодня заходил к Вилли.

— Я надеюсь, что кто-нибудь наконец его посадит, — отрезала она. — Что он еще такое натворил?

— Нас интересовал на этот раз вовсе не Вилли. Мы хотели перекинуться несколькими словами с вашим сыном, приемным сыном, Бу.

— Он… — Ее морщинистое лицо помрачнело еще больше.

— Ты не знаешь, где его найти?

— Нет, от него я стараюсь держаться подальше.

Валманн подождал, когда она продолжит.

— Я его уже год как не видела. Он очень темная лошадка, так сказать.

— Не слишком ли сурово о собственном сыне? — Валманн снова заговорил мягким вкрадчивым голосом. Он не хотел слишком раздражать ее, но и не собирался упустить возможность узнать что-нибудь.

— Сын! — Она словно выплюнула это слово. — Мы взяли его, потому что у нас не было детей, а еще, нам нужны были деньги.

— И что же с ним случилось такое нехорошее?

— Нехорошее? — Она усмехнулась. — Все было скверно с этим мальчишкой. Некоторые рождаются негодяями, и он был как раз такой. Когда ему было четыре года, он бросил кошку в колодец. Мы вытащили несчастное животное оттуда, но, когда стемнело, он опять ее туда кинул. Ведь бывают плохие, скверные люди. Очень скверные… — Она медленно покачала головой и тяжело вздохнула. — Столько слез… Ты берешь их к себе, привязываешься и любишь, как бы они себя ни вели. И это хуже всего. Любовь нельзя завернуть, как кран. — Последние слова она почти прошептала, уставившись перед собой. — Вот она во что меня превратила. Посмотрите на меня, господин полицейский.

Валманн с трудом выдержал ее острый взгляд и отвел глаза. Хлебнул последний глоток холодного кофе. Ему нечего было ответить, и нечего спросить, и нечего сказать в утешение. Он вспомнил неприглядную серую площадку в глубине леса, разрушенный колодец, лучи солнца на лужайке.

— Это он виноват, что из Эви тоже не вышло ничего хорошего. Его младшей сестренки, — продолжала Кайса. — Ведь у нас потом родилась дочка, через три года после того, как мы взяли Бу. Эта свинья начал приставать к ней, когда ей стукнуло десять. Я всыпала ему как следует. Думаешь, он перестал? Ему порка как с гуся вода. Когда он вырос и я уже не могла с ним справиться, я просила Вилли наподдать ему как следует. Думаешь, он это сделал? Ничего подобного! Я взяла с собой девочку и переехала к сестре в Киркенэр, но он приехал за мной и заставил вернуться. Он был крепкий парень тогда еще, Вилли. Я подозреваю, что они вдвоем испортили Эви, но я не смела сказать ему об этом. Он бы меня убил.