Казалось, она не заметила, как Филипп опустился перед ней на колени и принялся ласкать ее ноги.

Она смотрела на него из-под полуприкрытых век. Неужели ее тело, еще недавно причиняющее нестерпимую боль, могло так быстро оправиться и снова испытывать потребность в любви? Горячие и ловкие руки Филиппа, который всегда был несравненным любовником, пробудили в ней уже забытые ощущения, властный призыв, прилив страсти, которая многие годы заменяла ей счастье.

Она услышала свое прерывистое дыхание. Руки, медленно поднимаясь вверх, дошли до ее живота и остановились. Еще раз почувствовав свою власть над ним, она поняла, что он в нерешительности и не осмеливается продолжать, он, владеющий землями, большими, чем целое королевство.

Где-то рядом послышался голос мужчины, напевающего под аккомпанемент лютни. В глубине дворца часы пробили полночь. Катрин открыла глаза. Она увидела Филиппа с подрагивающими губами и умоляющими глазами совсем рядом, и неожиданно улыбнулась ему.

– Чего ты медлишь, Филипп? Почему бы не отпраздновать эту королевскую ночь как мы хотим. – Глаза принца загорелись радостью.

– Ты хочешь этого?

Она наклонилась к нему, едва не касаясь его губ.

– Я хочу, чтобы ты меня любил, любил в последний раз, как ты умел любить когда-то! Я хочу тебе подарить эту ночь.

Через полчаса она убедилась, что Прюденс хорошо сделала свое дело и, если не думать о душе, тело ее не сохранило никаких следов пережитого насилия.

Радость любви была все той же. В руках того, кто когда-то научил ее любить, Катрин испытала прежнее наслаждение, так как Филипп в удовольствии видел целое искусство – деликатность, внимательность и нежность нечасто встречались у мужчин. Женщина получала от него так много, что не могла не отдавать ему всю себя без остатка.

Чуть позже, отдыхая на помятом шелковом покрывале, Катрин с широко открытыми глазами, уставшая, но с ясной головой, поняла, что вместо того, чтобы, обманув Арно, испытывать угрызения совести, она испытала чувство удовлетворения как от свершившейся мести. Она слишком много страдала из-за него, чтобы теперь наслаждаться этим реваншем, к тому же без всякого продолжения. Завтра ее ждут новые трудности и несчастья, и воспоминания об этом розовом оазисе в королевскую ночь будут согревать ее, подобно теплому лучу солнца между двумя ледяными порывами ветра.

Когда колокола соседнего монастыря отзвонили заутреню, герцог проснулся и поцелуем разбудил уснувшую Катрин.

– Душа моя, теперь я должен тебя оставить, и Бог тому свидетель, как мне это тяжело, но ночь на исходе.

– Уже?

В розовом полумраке алькова, освещенного ночником, она увидела, как он радостно и взволнованно улыбнулся.

– Спасибо за твое «уже», – произнес он, целуя ее руку. – Но, Катрин, если эта ночь показалась тебе такой короткой, почему бы нам ее не повторить? Останься! Останься у меня еще хоть немного! На следующую ночь! Я еще не исчерпал свои ласки. Я еще так хочу любить тебя!

– Нет. Не надо… Завтра ты попросишь меня задержаться еще, а я…о! Филипп, я тебя умоляю!

Поцелуем он заставил Катрин замолчать, а его легкие пальцы заскользили вдоль ее живота, к скрытой пылающей плоти. Со счастливым вздохом Катрин отдалась наслаждению, раскрывшись, подобно венчику цветка, дарящего пчеле свой нектар. Порыв всепоглощающей страсти снова охватил их, такой сильный и оглушительный, что вскоре, обессилев, Катрин погрузилась в сладкий сон.

Она не заметила, как Филипп выскользнул из кровати, надел свое черное платье и, в последний раз поцеловав Катрин в плечо, вышел из комнаты.

Прикосновение к этому плечу чьей-то холодной руки разбудило ее. В полумраке комнаты, еще до конца не проснувшись, Катрин увидела около кровати темный силуэт женщины. Прогоревшие свечи освещали комнату, а дневной свет едва пробивался сквозь деревянные ставни, закрывающие оконные витражи.

– Вставайте! – раздался спокойный приказ. – Вам пора уходить…

Этот голос окончательно разбудил Катрин. Она села в кровати, прикрыв обнаженную грудь шелковой простыней.

– Кто вы? – спросила она.

Женщина повернула лицо к свету. Это была герцогиня, Катрин побледнела.

– Госпожа… – начала было она, но странная посетительница не позволила закончить.

– Я вас прошу, делайте то, что я вам говорю! Вставайте и одевайтесь. Я принесла вам одежду, так как вашу забрали, чтобы задержать вас здесь. Я сама выведу вас из дворца.

Хотя в голосе и не чувствовалось гнева, сопротивляться было невозможно. Изабелле Португальской не стоило большого труда заставить повиноваться себе. Ее светлые глаза были так холодны, что Катрин пришлось встать с кровати. Она надела протянутую ей рубашку, представ на какой-то миг обнаженной перед глазами герцогини. Как только Катрин надела белье, ее достоинство нашло в нем укрытие, она обрела свое прежнее мужество.

– Почему вы так заботитесь обо мне, госпожа герцогиня? Вам не составило бы труда выбросить меня из дворца, отдав приказ служанке или страже!

– Нет. Этого я не могу сделать, так как мне этого не простят именно потому, что речь идет о вас.

– Вы поступаете так со всеми женщинами, которым монсеньор герцог оказывает честь… – несколько насмешливо поинтересовалась Катрин.

Изабелла презрительно повела плечами:

– Эти создания? За кого вы меня принимаете? Они исчезают сами по себе без того, чтобы я об этом заботилась.

– Почему же со мной…

Катрин воспользовалась наступившим молчанием и зашнуровала принесенное герцогиней черное бархатное платье.

Герцогиня медленно подошла к панно, скрывающему портрет, и включила механизм.

– Потому что вы – совсем другое дело. Долгие годы я со страхом ждала вашего возвращения, и, когда вчера вечером я вас узнала, я поняла, что то, чего я боялась, произошло. Вы вернулись… вы, единственная, кого он когда-либо любил, единственная, кто держит в плену его чувства и душу! Вы думаете, я не знаю, что он ищет во всех этих женщинах, к которым его толкает ненасытная похоть? Воспоминание о вас, неосознанное желание найти вас в другой. Вы думаете, я не знаю, – понизив голос, с горечью добавила она, – что это Золотое Руно, созданное во время нашей свадьбы, было посвящено не мне, так же как и восхваления придворных поэтов, а другой, страстно любимой, незабвенной!

Смущенная тоном Изабеллы, в котором слышалось страдание, Катрин прошептала:

– Как вы узнали? Я думала, что вы ничего не знаете об этой истории, об этой комнате.

– Об этих комнатах? Они надежно спрятаны, так как задумавшему их архитектору прекрасно удалось замаскировать вход в них, но герцог должен был знать, что ничто не может укрыться от любопытства слуг и шутов. Я была матерью трехмесячного ребенка, когда Филипп покинул мое ложе, и слуга показал мне одну из комнат. Однажды ночью я видела своего супруга, отца моего ребенка, стоящего обнаженным на коленях перед этим языческим изображением и совершающего отвратительный дьявольский ритуал. Поэтому я и хочу, чтобы вы уехали… О! Если вы останетесь – все другие исчезнут. Но, снова обретя вас, герцог станет равнодушным к делам государства и короны! Ночи в вашей постели и дни у ваших ног – вот чем станет его жизнь. Уходите! Процветание государства требует этого, а я, правительница этого государства, приказываю вам! Эскорт ожидает вас внизу и проводит за пределы наших владений.