— Ты хуле несешь-то? — не менее ошалело спросил тот у меня.

Вместо ответа я медленно, невероятно медленно оттянул в сторону полу пальто и показал им черно-желтую жилетку. Стрелок снова близоруко прищурился, а слезящиеся глаза Брукса распахнулись в удивлении. Признаюсь откровенно, его последующий тупой ответ меня немало удивил.

— Ты чо, уродец, больной на всю башню?! — хохотнул тот, в избытке чувств хлопнув себя по левой щеке так, что зазвенели пронзающие шкуру булавки. — Яри-яри, косишь под «Детей заполночи»? Ну, байши, ты и тупо-ой… знаешь, что «Детишки» с тобой сделают, если узнают?

Пока я (несколько осекшийся от безмозглости собеседника) подбирал слова, чтобы как можно тактичнее указать Бруксу на его логическую ошибку, в разговор встрял второй «Хвост». Не столь разболтанный и взвинченный, он начинал понимать, куда дует подземный ветер, а потому поспешил оборвать напряженную беседу о клановой принадлежности.

— Да похер, Брукс! — тихо рявкнул он, а пальцы нервно сжались на удлиненной рукояти башера. — Это наша кукла?!

Плакса вздрогнул, отвел мутный взгляд от моего жилета и угрюмо покосился на напарника.

— А ты других видишь?

Сопля задрожал так, что мне показалось — малой сейчас напрудит в штаны. Сухой Нос отступил за второе калибровочное кресло и с непрерывной возбужденностью стрелял взглядом то на меня, то на «Хвостов». Глабер не шевелился, как и синтет.

— Тогда забираем и валим… — веско отрезал Дробовик. — Нам четко сказали…

Я вздохнул и с удовлетворением отметил, что пульс не ускорился, дыхание остается ровным, а пальцы под перчатками почти не потеют. Справа, отгороженный от меня шкафом, сжался в комок «голый землекоп»; между ним и паяльщиками замерла в поклоне кукуга; дальше разместились помирающие со страху паяльщики и, словно последнее препятствие на пути к заветной лестнице, застыла парочка «Хвостов».

Не самый удачный расклад, сказала проглоченная удавом мышка, но бывали и хуже…

— Так, торчки и выродки, — фыркнув, подытожил Брукс, упиваясь собственной важностью и рассудительностью, — слушать меня! Никто не дергается, никто не раскрывает пасть! А ты, куколка, шагай за мной!

Снова сплюнул, раздраженно смахнул битой с верстака еще немного консольной требухи и уже развернулся к лестнице. Симайна бросила молниеносный взгляд по сторонам, никак не вяжущийся с покорностью безупречных синтосексуалов. Я облизнул пересохшие губы и негромко, но внятно бросил ей в спину:

— Симайна, если хочешь продолжать существование, стой!

Кукла остановилась.

Не потому, что получила два равновеликих одновременных приказа от живых существ, а потому что мои слова совершенно точно нашли осмысление в ее уникальном, но ограниченном сознании.

Повернувшись к спальному закутку, онсэн внимательно посмотрела мне в глаза, да до того пронзительно, словно могла видеть сквозь выступающее забрало «Сачирато».

У Плаксы отвисла челюсть.

— Ты чо, борф, совсем о**ел тут командовать?! — прорычал он, а мутные белки его глаз снова стали наливаться алым.

Морду напарника Брукса исказила злобная рябь, дробовик медленно опустился в нашу с Симайной сторону. В наступившей тишине Сопля шмыгнул носом так отчетливо и громко, что вздрогнули все шестеро живых.

— Парни, — как можно искренне обратился я к бритохвостым и с печальной неизбежностью осознал, что время «низкого писка» безвозвратно утеряно, — поверьте, у меня нет никаких претензий к вашей организации и ее интересам. Но сейчас, увы, я вынужден настаивать на своем.

Нос подслеповатого чу-ха с дробовиком сморщился в гримасе нетерпения и брезгливости.

— Ты, байши, точно тупой! — протяжно прорычал он, оттягивая курок.

А я в очередной раз пожалел, что просто не сел на сквозной транзит и не поехал к Подверни Штанину сообщать папаше прискорбные новости…

«Молот» стоял на полке среди консервов, удобно зажатый двумя увесистыми банками со свининой. Ствол его, упиравшийся в тонкую стенку шкафа, был нацелен на лестницу, а чудесные «Сачирато» позволили без труда высчитать нужный угол и траекторию. Услышав опасный щелчок, я без промедления выстрелил прямо сквозь тонкий пластикат, вогнав боевую фанга точно между глаз «Бритого хвоста».

На долю секунды никто из чу-ха не понял, что произошло.

Протяжно и почти бесшумно хлопнул затвор башера, звонко хрустнула пробитая перегородка, с мокрым шлепком лобная кость Дробовика украсилась дыркой, из которой в глаза стрелка тут же хлынула кровь.

А затем начался бардак…

Убитый еще заваливался на спину и ронял оружие, а Сухой Нос уже юркнул под сегментированное кресло и выхватил спрятанный там башер. Выставив из укрытия лапу, он тут же начал стрелять, причем беспорядочно, во все стороны разом. Хлопки затвора слились в монотонную трескотню.

Фанга засвистели по подвалу, звонко рикошетя от стен. Лопнул корпус консоли на стеллаже, с приятным шелестящим хрустом дырявились полиэтиленовые чехлы. Погасли две пробитые лампы.

Плакса взвизгнул, зарычал и отшатнулся, когда одна фанга все же достала его, прошив правую лапу и с кровавым веером выдрав из плоти несколько булавок.

К моему счастью, чу-ха в большинстве своем оставались так себе стрелками. Особенно если их этому не обучали — Нос палил во все стороны, умудрившись случайно подстрелить Брукса, но при этом не задев ни меня, ни стоящую посреди комнату кукуга.

Та, впрочем, среагировала мгновенно, повалилась на колени и прижалась к полу, избежав основного урагана. Поскуливал глабер, вжавшийся в угол шкафа и стены так, словно хотел раствориться в бетоне.

Плакса рванулся вперед.

Его бита протяжно ухнула в замахе и обрушилась на лапу с башером, торчащую из-за калибровочного ложа. С хрустом сломались пальцы, Сухой Нос заверещал, его оружие отлетело прочь.

Перемахнув через лежак для настройки и профилактики кукол, «Бритый хвост» замахнулся снова и я не стал его останавливать — тяжелая палица опустилась на голову паяльщика, проламывая кости и сокрушая мозг. Нос захрипел, вскочил спятившей юлой, сделал два шага и рухнул.

Сопля заверещал, будто его резали заживо.

Поднырнув под второй «дыбой», он опрометью бросился к лестнице, но на Плаксу уже накатило боевое безумие, словно от укола «Явандрой». Метнувшись следом, он опустил тяжелую подошву на хвост сопливого, заставил того завопить еще сильнее и дернуться назад, а затем ударил острой насадкой на собственном хвосте, вонзая ее в бок несчастного наркомана. Взревел, подскакивая еще ближе, шарахнул битой по коленям.

Сопля зашелся жалобным писком и упал, вскидывая верхние лапы в позе покорности, но «Бритохвостого» было не остановить. С ревом чиркнув битой по потолочным кабелям, он опустил металлическую дубину на грудь паяльщика, заставив того подавиться визгом. Ударил еще раз, на этот раз ломая длинный сопливый нос, и снова — в лоб, мигом обрывая скулеж и хрипы.

Я сместился еще глубже в тень и выставил перед собой «Молот», но больше стрелять пока не спешил. В нос